Со свернутой челюстью не очень-то поговоришь, да и говорить-то не хочется. И дама тихо, в сторону бормотала: «Я и не живу... Бивший муж, бивший!» «Да ясно, что не целовавший!» — закатывался молодой глупец на весь приемный коридор.
Ведь именно разрешение этого, как казалось, главного вопроса — как можно быть связанным с тем, с кем быть связанным невозможно, — и было пафосом, огнем и целью известного розановского цикла статей «О русском разводе»: «Каким образом нельзя без риска службою и общественным положением ударить по щеке официанта в трактире, певичку в загородном саду, а можно сколько угодно колотить по башке генеральшу и бывшую институтку? Неужели только потому, что это муж?» Выход из ужасного положения, конечно, Василий Васильевич видит в праве расторжения брака: «Ее (семьи. — Е. П.) анархия, ее грубость, все в ней жестокости, бесчеловечности ни в малейшей степени не вытекают из человека — из этого Ивана или этой Марьи. А вытекают из связанности Ивана с Марьей». Вот публицистика, вот ясно видимая цель, вот борьба.
Есть — кошмар, духота и свинство патриархальной семьи, а будет, если общество «нравственно напряжется», выход: новый закон о разводе.
Сто лет минуло, развод легок как нигде и никогда. Положение между тем ничуть не другое. Цифры, которые приводят время от времени гендерные правозащитные организации, чудовищные.
Каждая пятая женщина России подвергается насилию в семье. У Розанова генерал смертным боем бьет жену — институтку, а в сегодняшней Костроме (например) «прячутся факты домашнего насилия в семьях работников силовых структур, поскольку интересы семьи как социальной единицы ставятся выше нужд, проблем и желаний каждого из членов семьи». Таково, по крайней мере, свидетельство Любови Козловой, руководителя центра социальной помощи семье и детям Костромской области.
А может ли помочь развод, если семейным тираном является свекровь или теща, ребенок, йоркширский терьер? А если усыновленный ребенок? Вы знаете, что уже придумано слово — «усыновленыш», — и так называют приемных детей родители, считающие, что попали в эмоциональную зависимость от взятого из детдома ребенка. Любовь по тем или иным причинам не возникла, а отдать обратно «совесть не позволяет», — дети же это чувствуют, и жестоко тиранят «не справившихся». Не полюбивших.
А в чем спасение такой, например, семейной четы: «Мы — лесбийская пара, обеим за тридцать, четыре года вместе — в буквальном смысле, одной семьей, домом, хозяйством. Все общее — квартира, машина, кошка, родственники, болезни, поездки, увлечения, жизненный план и прочее. Но... Моя жена склонна к агрессии и все чаще применяет физическую силу. При этом поводом может стать что угодно. Она внезапно впадает в ярость, бьет меня руками и иногда ногами, бросает то, что подвернется под руку, оскорбляет. Часто угрожает уйти, бросить, срывает с пальца обручальное кольцо и швыряет в угол. Иногда у нее случаются „периоды просветления“. Тогда она утверждает, что любит меня и жить не может без меня ни минуты. Я безумно люблю свою половинку и все прощаю. Но каждый день усиливается ощущение беспомощности и растерянности».
