С недавних пор, после одновременного выхода двух переводов комментария к «Евгению Онегину», широкую известноcть получила гипотеза Владимира Набокова. Набоков «почти не сомневался», что здесь имеется в виду Милорадович, петербургский военный губернатор (Набоков полагал, что V — это не первая и не последняя буква в опущенном слове, поскольку перед ней в оригинале стоит черточка, а после нее — волнистая линия). Ситуация представлялась ему так: в середине апреля 1820 года Милорадович вызвал Пушкина для разъяснений по поводу вольных стихов, ходящих по столице под его, Пушкина, именем; Пушкин попросил у губернатора перо и бумагу — и тут же записал те стихотворения, которые ему действительно принадлежали. Этот рыцарский жест чрезвычайно расположил Милорадовича к поэту, однако в публике распространились слухи о том, что на самом деле Милорадович высек Пушкина в секретной канцелярии. Эти слухам поверил Кондратий Рылеев — и в начале мая, в пылу антиправительственных настроений, упомянул выдуманное происшествие как реальное событие («Власти секут наших лучших поэтов!»). Взбешенный Пушкин вызвал Рылеева на дуэль (она-то и упомянута в письме императору). Поединок — по счастью, обошедшийся без жертв, состоялся 6 мая в имении матери Рылеева Батово; сразу оттуда Пушкин отправился на юг.
В этой новелле чрезвычайно изящно скрестились судьбы Пушкина и его переводчика-комментатора: во второй половине XIX века Батово перешло к семейству Набоковых. Пушкинская биография срифмовалась с набоковской: «Помню потешные дуэли с кузеном на grande allée Батово»... Чтобы свести героев в нужном месте в нужный день, Набокову потребовалось приблизить события ко времени высылки Пушкина из Петербурга и придать им драматический динамизм: от визита к Милорадовичу до дуэли проходит чуть больше двух недель. Однако у нас есть документальные свидетельства тому, что слухи о «секретном наказании» Пушкина возникли много раньше: они излагаются, например, в конфиденциальном письме литератора Василия Каразина к графу Кочубею от 31 марта, то есть почти за три недели до встречи поэта с губернатором!.. Следовательно, убивать Милорадовича у Пушкина не было никаких оснований. Не говоря уже о том, что и упомянутая в письме «секретная канцелярия» не имела к губернатору отношения...
Разумеется, пополнять список возможных кандидатур на роль потенциальной жертвы Пушкина — увлекательное занятие. Среди претендентов мог бы оказаться Максим Яковлевич фон Фок (M. von Fock), директор той самой особенной («секретной») канцелярии при Министерстве внутренних дел. (Нужно ли говорить, что там никого не секли, а просто занимались шпионажем?) Или даже сам министр внутренних дел, граф Виктор Кочубей... Но всем кандидатам будет всегда чего-нибудь не хватать, чтобы вполне соответствовать признакам, обозначенным в пушкинском письме.
