Во время нахождения у турецкого посла гетман написал свое отречение от гетманства, которое послал со своим адъютантом кн. Долгорукову, но тот, не застав его уже в штабе, через начальника штаба опубликовал отречение в печати.
Спасли гетмана все-таки немцы и со всевозможными предосторожностями увезли его в Берлин. Там гетман мечтал о королевстве Украины и почему-то старательно изучал историю Наполеона III, считая его весьма умным человеком.
На переэкзаменовке блестяще провалилось русское общество, которое не обнаружило никакой сплоченности и ни малейшего здорового эгоистического инстинкта самосохранения. После первых ударов большевизма бежавшее в панике на Украину большинство легкомысленно прокутило передышку.
В чем можно упрекать лично Скоропадского, не сумевшего «взять быка за рога»? Он был одним из атомов этого общества прошлого. Атом, попытавшийся стать вождем, но обуза прошлых убеждений, взглядов, прошлой школы и сноровки дали только опереточного героя, придали опереточный характер всему киевскому государственному образованию.
К счастью, потому что иначе произошла бы трагедия с гражданской войной. Лучше уж оперетка.
Я лично ошибся в П. П. Скоропадском, принимая его тщеславие за честолюбие, импульс за продуманную решимость.
Так называемые украинцы, которых я встречал уже за границей и которые продолжали считать себя таковыми, будучи русскими (я не говорю о галичанах), примыкали и примыкают к различным группировкам. На мой вопрос, почему они продолжают считать себя украинцами после того как с очевидностью оказалось, что Украина-Малороссия дорога нам лишь как традиция с ее ароматами, песнями и сказочным прошлым, они отвечали мне совершенно откровенно: «Надо чем-нибудь жить, не умирать же с голоду, а потом если не будет Украины, так нас повесят, да и вас в том числе, за измену России. Вот для этого необходимо бороться за существование Украины».
Если судьбой суждено быть повешенным, этого не избежать, но продолжать изменять, уже убедившись, что это измена, а не содействие своей Родине и отечеству, — это верх цинизма и бездарности.
Истинный голос народа звучал по-прежнему метко, когда этот молчавший народ решался сказать свое слово.
За несколько дней до гетманства, через ряд застав с охраной и рогатками, перегородившими улицы, старалась пройти старуха с большой связкой хвороста за спиной. Ее долго не пропускали, и наконец, когда она прошла, то со злобой сказала:
— Господи, когда же это кончится. Сперва Россию на партиев разделили, потом на клочки стали драть, теперь уж улицы стали делить.
