Кое-что пушкинское сохранилось, однако, и в последней редакции «поэмы». Отголоски пушкинских рассказов звучат в слухах, возникших в городе NN вокруг фигуры Чичикова и его таинственной аферы. Чиновники заподозрили в Чичикове делателя фальшивых ассигнаций, разбойника и даже... Наполеона-антихриста!.. Это живо напоминает один из эпизодов путешествия Пушкина по пугачевским местам: бердские казаки, к которым Пушкин приехал записывать предания о Пугачеве, сочли его разбойником (интересовался мятежным самозванцем, стало быть — «подбивал под пугачевщину»), фальшивомонетчиком (подарил старухе за рассказы и песни целый червонец, новенький и блестящий, — стало быть, фальшивый!) и, наконец, антихристом («потому что вместо ногтей на пальцах когти!»)... По свидетельству Владимира Даля, Пушкин над этой казацкой бдительностью «много смеялся».
Если связь гоголевских текстов с Пушкиным сводилась в основном к подобным деталям, то никаких акций «торжественной передачи» замыслов, идей и сюжетов не было и быть не могло: Гоголь вылавливал пушкинские рассказы, анекдоты, остроты буквально из воздуха и пользовался ими безо всякой санкции. Скорее всего, именно по поводу подобных гоголевских заимствований Пушкин и говорил, смеясь, в близком кругу: «С этим малороссом надо быть осторожнее: он обирает меня так, что и кричать нельзя» (свидетельство домашних Пушкина, зафиксированное его биографом П. Анненковым). Если бы Пушкин сам вручал материал литературному собрату, то жалобы — хотя бы и сколь угодно шутливые — были бы с его стороны совершенно неуместны.
Все изменилось со смертью Пушкина. Гоголь, конечно, был ею искренне удручен. Но, с другой стороны, эта смерть открывала вакансию Первого Писателя современности. На это место и начинает претендовать Гоголь. При этом он всячески стремится легитимизировать свои претензии, обосновать право стать «Пушкиным сегодня». Использование пушкинских анекдотов для такого статуса давало немного оснований. Требовалось оформить былые литературные отношения как передачу литературного первенства. Теперь в уникальном характере отношений с Пушкиным нужно было убедить окружающих и — может быть, в первую очередь — самого себя.
Новому Гоголю потребны были и новые отношения с покойным. Так «Мертвые души» превратились в исполнение завещания Пушкина. Затем Пушкин выдвинулся и в связи с «Ревизором». Весной 1841 года Гоголь шлет из Италии Сергею Аксакову «Отрывок из письма к приятелю», который должен был сопровождать новое издание «Ревизора». Посылку Гоголь снабдил особым пояснением: «Здесь письмо, писанное мною к Пушкину, по его собственному желанию. Он был тогда в деревне. Пиеса игралась без него. Он хотел писать полный разбор ее для своего журнала и меня просил уведомить, как она была выполнена на сцене. Письмо осталось у меня неотправленным, потому что он скоро приехал сам».
