В регистратуре велели подниматься на второй этаж, к врачу Круковскому. Вход на лестницу закрывала дверь, на которой висело объявление «Лестница служебная!!!». Пошла искать другую лестницу, для посетителей. Со мной увязалась еще одна женщина, тоже хотела подняться на второй этаж. Ничего похожего мы не нашли, только страшного вида уборные зияли по обоим концам коридора. Откуда-то из глубин появилась тетя и пожелала узнать, что мы тут делаем.
— Ищем лестницу для посетителей.
— Лестница у нас одна. Хотите, чтоб для вас отдельную построили?
На втором этаже не было ни души. Стены длинного коридора выкрашены в темно-зеленый цвет, на потолке лампочка в двадцать пять ватт, ни стула, ни дивана. В приоткрытую дверь я увидела врача Круковского, молодого человека с бородкой. Он ел орехи арахис. Шелуху складывал в картонную коробочку для бланков. Взгляд отсутствующий.
— Можно?
— Входите. С чем пожаловали?
— Вы не могли бы выдать мне справку, что у меня нет туберкулеза?
— Да хоть десять.
Врач Круковский поискал в ящиках, нашел нужный бланк.
— Как фамилия?
Через минуту бумага с печатью была у меня в кармане, даже паспорт не понадобился. Я поблагодарила доброго доктора и пошла к выходу, боясь, что доктор передумает. Он проводил меня до дверей и сказал на прощанье: «Представляете? Человек окончил Медицинский университет, а сидит в этой берлоге».
Домой я летела, как на крыльях. Сколько времени, сил и нервов сохранил мне доктор Круковский! Дома от избытка чувств я вымыла окна и прибрала в кладовке. Вечером пошла выносить помойку. У помойного бака спал бездомный человек. На нем была майка с надписью по-шведски: «Сохраним наши шхеры в чистоте!» Эта майка еще вчера сохла у меня на балконе.
Посмертное братство
Как Гоголь стал Пушкиным, а Пушкин — Гоголем
Проскурин Олег
Пушкин и Гоголь обычно представляются какими-то противоположными полюсами русской культуры. Между тем сам Гоголь не только настойчиво подчеркивал свою исключительную близость с Пушкиным, но и неустанно напоминал о том, что Пушкину он обязан тем, что стал Гоголем. Если верить так называемой «Авторской исповеди», именно Пушкин отвратил Гоголя от литературных мелочей и впервые заставил его «взглянуть на дело сурьезно». Мало того! Он отдал ему «свой собственный сюжет, из которого он хотел сделать сам что-то в роде поэмы и которого, по словам его, он бы не отдал другому никому. Это был сюжет „Мертвых душ“». Но и это еще не все! «Мысль „Ревизора“ принадлежит также ему...»
