Корпорации | страница 73
А клятва Гиппократа - что ж, это призыв к личному нравственному движению. Но это уже совсем другая история.
Точка перехода
Валерия Казакова, писателя и крупного госслужащего (должность в Администрации президента, затем - в Совете безопасности, далее место федерального инспектора сначала в Красноярском крае, а потом - в Кемеровской области) называют единственным в России бытописателем чиновной среды. Его книжка «Записки колониального чиновника» часто цитируется.
Но меня, собственно, заинтересовали его речи, произнесенные на встрече с интеллигенцией Красноярского края. «Деградация личности попадающего во власть происходит в любом случае, никуда от этого не денешься, - говорил Казаков, - один переболеет этим, как оспой, и имеет иммунитет, а другой принимает все за чистую монету». И второе: «Нам стоит говорить сейчас о сакральности каких-то параметров власти. Например, был хороший мальчик, и вдруг ему дают кабинет с табличкой, и этот мальчик перестает быть мальчиком и становится государственным мужем. Но ты же понимаешь, что он звонок, пустое место, он понятия не имеет, как гвоздь забить, он никогда даже ларьком не руководил… В этом трагедия». Трагедия (если вообще она есть) не в беспомощности перед ларьком и гвоздем. Трагедия в том, что мальчик перестает быть мальчиком, и из кабинета выходит чиновник. Что в то мгновение с ним происходит? Вот эта «точка перехода» чрезвычайно меня интересует.
Может быть, интересовала она и красноярскую интеллигенцию. Ведь могли же собравшиеся задать такой вопрос: «Неужели внутриведомственные настроения могут быть так победительно сильны? Нет, но мы тоже профессиональная общность, у нас есть корпоративные потребности, мы хотим писать и читать, и получать за это деньги, но наши коллективные нужды не меняют же нас так кардинально?»
Оно понятно, что чиновники образуют собой агрессивную корпорацию и работают на воспроизводство аппарата. Давно замечено. Вот, еще из Розанова: «Чиновничество растет по типу болезненного ожирения; чем его больше, тем ему хочется вырасти еще больше. До перерождения в себя всех тканей, до полной замены собою всех человеческих и всех общественных функций: „везде бы поставить чиновников“. Гражданство, гражданский дух, гражданская общность - в смысле нашего „общего дела“ не может подняться под тяжестью и давлением этой жировой ткани, принцип коей совершенно ему противоположен». Но с людьми-то, с людьми что происходит?