Пенсионер Анохин проводит на Дружинниковской все дни, с утра до ночи. Как так вышло - сам не знает. То есть, конечно, вечером 21 сентября 1993 года он, услышав об указе номер 1400, пришел к Дому Советов на митинг, оставался на баррикадах до самого конца, до 4 октября, потом был бит милицией, потом отлеживался дома. А потом, буквально через два дня после танков, у Анохина убили единственную дочь, двадцатилетнюю медсестру. Пошла в обувную мастерскую забирать туфли, сапожника на месте не было, зато были два каких-то подонка, которые ее вначале изнасиловали, а потом чугунной сапожной лапой снесли ей череп. Опознавал по родинкам на теле, потом три недели не мог похоронить, потому что после 4 октября на кладбищах еще долго не было свободных мест. Когда похоронил, остался совсем один. Пришел к Белому дому. Говорит, что в СССР детей сапожными лапами не убивали, поэтому он за советскую власть. Ну, пускай будет такое объяснение.
Их вообще, наверное, всегда будет сюда тянуть. Вот, например, Михаил Смирнов - отставной милиционер, работал в центральном аппарате МВД СССР, на пенсию ушел майором, но теперь называет себя полковником советской милиции, потому что и. о. президента Александр Руцкой своим указом присвоил всем офицерам, участвовавшим в обороне Дома Советов, внеочередные воинские звания, сразу через одно. Смирнов в то время работал в ЦК профсоюза работников агропромышленного комплекса, но, когда пришел на баррикады, представился действующим офицером. Его приняли в первый батальон добровольческого полка защиты Верховного Совета России. В полку народу было человек сто пятьдесят, то есть раза в три меньше, чем полагается по уставу, зато ни одного рядового - все майоры, подполковники да полковники. Командир полка полковник Марков выставил первый батальон в оцепление по периметру Краснопресненской набережной - там и простояли тринадцать дней. В здание Дома Советов бойцов не пускали, местом дислокации было бюро пропусков, спали там по очереди. Утром 4 октября, когда пришли танки, те, кто спал, остались под обстрелом, а те, кто дежурил, при появлении первой колонны бронетехники по приказу Маркова пошли отступать - по мосту на Новый Арбат, да и разбежались по домам, то есть Смирнов в те дни не пострадал. Упрекать отступавших, конечно, не в чем - оружия у них не было, да и вообще - что бы они сделали против танков-то, - но Смирнову неловко говорить об этом, и, видимо, чтобы как-то сгладить эту неловкость, он вспоминает ночь с третьего на четвертое:
