В эти дни ясно чувствовалось, что в Артуре неладно и развязка близка, но не хотелось этому верить, как не хочется верить в очевидную, приближающуюся кончину близкого больного. Фальшивые, отвратительные телеграммы Стесселя рвали душу. Наконец вечером кто-то пришел и принес известие, что Артур сдан. После первых минут молчания первое слово Марии Трофимовны было, вырвавшееся, как крик душевной боли: «Как смели они сдаться?!» Это было в сочельник. На следующий день я пошла в единственную харбинскую церковь, небольшой деревянный, но очень красивый собор. Вовек мне не забыть этой обедни и этого молебна об изгнании двунадесяти язык с многолетием «христолюбивому всероссийскому победоносному воинству», тогда как в душе раздавалась вечная память нашей погибшей славе.
Не описать и не передать, что пережилось и перечувствовалось в эти минуты…
Печатается с сокращениями по изданию: Козлова Н. В. Под военной грозой//Исторический вестник. 1913. Ноябрь.
Подготовила Мария Бахарева
Рассказ участника восстания
Первая русская революция 1905-1907 была мифологизирована в советское время как пролог к Февралю и Октябрю. Сохранились свидетельства члена эсеровской дружины, принимавшего участие в уличных боях в Москве, выпущенные книгоиздательством «Земля и воля» в 1906 г. по следам событий. Они имеют мало общего с отретушированными пересказами более позднего времени.
Печатается по: Ужасные дни в Москве. Записки дружинника. Книгоиздательство «Земля и воля». СПб., 1906.
Девятого декабря поздним вечером на Старой Триумфальной площади царило необычайное оживление: по углам улиц стояли кучки народа, посреди площади несколько человек ломали какую-то будку, другие катили тяжелые камни, тащили доски и всякий деревянный и железный хлам на угол Тверской. Здесь строили баррикаду.
Трудно сказать, что это были за люди. По-видимому, однако, рабочие, приказчики и мелкие лавочники. Работа шла медленно: никто не знал, как строить баррикаду, и отдельные ее части несколько раз перестраивались. Очевидно, никто не руководил этой разношерстной толпой, не видно было даже организованной дружины. Не верилось глазам при виде баррикады. Казалось, начало восстания было провоцировано, чтобы тотчас же подавить его.
Скоро из угла темной площади раздался револьверный залп. Публика, стоявшая по углам, шарахнулась в сторону, и в то же время кто-то крикнул: «Не бойтесь, это провокаторы стреляют!» Минуты через три выстрелы повторились в том же месте и из окон или с балкона высокого углового дома. Стали говорить, что сверху стреляют жандармы и солдаты, которые прошли через двор по соседней улице. Но раненых и убитых не было видно.
