Когда в 1920 году мы вернулись в Москву, там уже возник «квартирный вопрос», который, по мнению булгаковского Воланда, «испортил москвичей» по сравнению со всем остальным и без того испорченным человечеством. С трудом удалось поселиться в полуподвале дома № 19 в том самом «омерзительном» 1-м Зачатьевском переулке, в котором Иван Бездомный искал «иностранного консультанта».
Дома этого теперь уже нет: его снесли несколько лет назад, а мой старый Зачатьевский переулок переименован в улицу какого-то Дмитриевского. Что это за Дмитриевский - я понятия не имею. Был в ХVIII веке знаменитый актер Дмитриевский, игравший в первом русском драматическом театре, но, разумеется, не о нем речь. Просто хотели стереть следы религиозных предрассудков - вот и нашли какого-то захудалого ревдеятеля Дмитриевского. Официальная аргументация была, между прочим, такая: «Может, там девушки живут, и вдруг - такое неприличное название!» Блюстителей целомудрия почему-то не смущало наличие в той же окрестности еще двух Зачатьевских переулков - 2-го и 3-го, в которых тоже могли оказаться девушки…
Помню - летом 1941 года после одной из первых бомбежек Москвы я увидел на Таганской площади стену, оставшуюся от разрушенного дома. Внизу были развалины, а от комнаты второго этажа сохранилась до того времени скрытая от посторонних взглядов, а теперь бесстыдно обнаженная внутренняя сторона стены. На обоях отчетливо выступали пятна - следы вещей, годами висевших на этой стене или стоявших около нее, так что обои в этих местах не выцвели. Я подумал тогда: вот все, что осталось от чьей-то жизни, быть может, оборванной в эту ночь немецкой бомбой, - пятна на обоях. Люди, с их сложными отношениями, делами, чувствами, мыслями, их болезни, их праздники, их любовные игры и ссоры - все перешло в двухмерное пространство стены с грязными обоями, от всего осталось только это незамысловатое отражение их жизни.
Через тридцать с небольшим лет мне довелось испытать нечто подобное в отношении прошлой жизни моей и моих близких. В начале 70-х годов я был поблизости от своего отчего дома с двумя знакомыми и предложил им взглянуть на это здание, казавшееся мне современником допожарной Москвы. Мы пошли. И неожиданно оказалось, что моего дома больше нет. Место, где он стоял, закидали землей, так что не осталось даже углублений, которые соответствовали бы нашим комнатам.
Небольшое ровное пространство земли сбоку от тротуара - и все. И очень странно. И очень грустно. Вот в этом объеме, заполненном теперь только воздухом, двадцать лет протекала моя жизнь, жизнь моих родителей и сестер. Здесь родители умерли… И только небольшой участок замусоренной земли, еще ничем не занятый и даже травой не поросший (видимо, дом снесли совсем недавно), остался материальным напоминанием всего этого. И лишь в моей памяти существуют картины этого недавнего бытия…
