- Да, да… - Что такое? - спросила я его со всей невинной любезностью, подливая ему вина и делая вид, что ничего не понимаю: но он разгадал мою игру.
Чтобы вывести его из этого состояния, я прибегла к надежному способу:
- Расскажите мне подробно, как вы получили премию, или вернее, как узнали, что она вам присуждена… Как вы реагировали на известие? Наверное, очень обрадовались.
Выражение его лица изменилось, он улыбнулся, откинулся на спинку кресла, погладил своей длинной рукой стакан с вином, который поставил на ручку кресла:
- Нобелевская премия, - мечтательно повторил он, - Нобелевская премия. Да, да… Как я узнал о премии? Очень забавным образом. Я жил тогда на юге и в этот вечер пошел в кино на последние новости; мне сказали, что показывают дочку Куприна - Кису, я знал ее совсем маленькой. Прелестная была девочка. И вот, представьте себе, в тот самый момент, когда я заметил на экране и еще толком не разобрал, она ли это, и делал усилия, чтобы распознать в этой полнеющей даме прежнего грациозного ребенка, в этот самый момент ко мне подходит приятель с билетершей - она водила его по рядам и освещала фонариком лица. Он бросается ко мне, дергает за рукав и громко шепчет: «Скорей, пойдемте скорей… Вам премию присудили». Ну а я - вот те крест (и он широко по-русски крестится) я стал отбиваться, вытащил руку и попросил его катиться к черту: я хочу, мол, досмотреть новости до конца, до последнего кадра. Так мне не понравилось это навязчивое вторжение в тот самый момент, когда я увидел Кису Куприну! И я досмотрел известия, а приятель трепыхался возле меня. Признаюсь, по мере того, как до моего сознания стала доходить эта замечательная новость, кадры с Кисой начали замутняться. Я поспешил домой, где меня ждали - на том конце телефонного провода - члены жюри. Дальше была волшебная сказка: путешествие, приемы, почести, слава, деньги. Моя жена, сопровождавшая меня, была объявлена «самой красивой женщиной в русской эмиграции», а я самым…
- Самым красивым мужчиной в мире? - Издевайтесь, сколько хотите, - это уже не может помешать мне быть в те времена красивым мужчиной. - Вы и сейчас красивый!
Не знаю, сильно ли я врала, немножко ли, или не врала вовсе. Не был ли он и сейчас красивым человеком, даже красавцем? Красивым стариком? Как все люди, которым льстят, он улыбнулся, чтобы скрыть удовольствие. Но не долго давал он себе этот труд - улыбаться, вскоре его удовольствие перешло в гнев, когда я сказала: - Как все-таки вам повезло с этой премией! - Почему повезло? Я заслужил ее больше, чем любой другой писатель на свете. Из всех живых писателей я - самый крупный! От такой нескромности я обалдела. Много встречала я в жизни значительных писателей, которые считали себя великими, но никто из них не осмеливался говорить это о себе вслух. Увлеченный страстью, он уже не говорил, а орал, его необыкновенно зычный голос проникал через зелень под окном, доходил до ушей прохожих. Сначала, как кегли, один за другим были повалены все живые писатели. Затем он обрушился на мертвых с такой едкостью и вдохновеньем, что я (должна признаться), в конце концов, пришла от него в восторг, несмотря на непомерность его критики. Уцелел один Толстой. Я вздохнула с облегчением, потому что в порыве, его увлекшем, он мог заодно повалить и мое божество. Он вспомнил о Жиде, которого топтал и раньше, но Жид ему так не нравился, что показалось: на него надо обрушиться вторично! Встреча с Жидом оставила у него неприятный осадок в душе и чувство поражения.
