Дети | страница 63



VIII.

За всеми этими спорами судьба самой Антонины Федоровой превращается в нечто второстепенное. Антонина, безусловно, может оказаться невиновной, хоть это и не настолько очевидно, как принято считать среди ее защитников. Вот только для прокуратуры дело Антонины - уже не просто рядовое происшествие, подлежащее расследованию и последующему рассмотрению в состязательном процессе, а почти вопрос выживания. Признать собственную неправоту в такой ситуации - значит расписаться в том, что защитники Антонины правы абсолютно во всем, а их активность давно уже вышла за пределы этого частного дела. Новгородский губернатор Прусак, например, так и не узнал бы о том, что во вверенной ему области судят несчастную мать - теперь наверняка узнает, да и как иначе - пишет же член Общественной палаты, что «в Новгороде по-старинке "из тени" рулят, прикрываясь какой-нибудь вывеской системы "прусак"». Неприятно быть вывеской. Хочется оставаться губернатором. Может быть, даже любой ценой.

Вот только объяснить, что к этой стенке прокуроров и чиновников приперла та самая «неуправляемая энергия рождающейся субъектности», никто никому не сможет. Да и незачем, в принципе.

* ОБРАЗЫ *


Дмитрий Ольшанский

Майский мент, именины сердца

О вреде гражданского общества


Я проснулся оттого, что за окном пронзительно дудели. Праздники - время дудеть, особенно если вы шастаете по тихому переулку в воскресенье утром. Вопреки музицирующим демонстрантам я минут сорок цеплялся за последний сон - но к десяти часам, когда принялись еще и надрывно кричать, первое мая для меня все-таки началось.

- Ми-ша! Ми-ша! где мой фо-тик?! Ну Мии-ша! - плаксиво отдавалось в окнах.

Уйди в ад, целеустремленная девочка, да забери с собой Мишу; у меня нет ни малейшего желания видеть ваши флажки и плакаты, я хочу всего лишь выйти из дому, обойти все шествия стороной и поскорее юркнуть в букинистический магазин. Меня ждет суворинский справочник «Вся Москва за 1909 год».

Но на пути между подъездом и магазином неизбежна топочущая, ликующая Тверская. Выход на нее из Глинищевского загораживает грузовик, рядом с которым красуются три мешка с какой-то строительной пакостью и два милиционера. Судя по спешному оживлению на лицах, они меня ждут.

- А пройти как-нибудь нельзя? Я ведь здесь живу, - заискивающе начинаю я.

- Паспорт покажите, - сварливо отзывается старший. Младшему уже не до того - он матерно ругается по рации.

У меня нет паспорта. Точнее, он остался дома в кармане пиджака - а я недооценил необходимость выходить с паспортом в букинистический. Но будь я и во всеоружии, меня бы отправили ровно так же: важен ведь не сам документ, но прописка, а я числюсь по другому околотку.