В данную минуту его занимает Клементина. Клементина, которую он любит в замке Святого Ангела. Клементина, которая выражается только цитатами из мифологии. Та Клементина, которая действительно подарит ему одну из прекраснейших страниц его жизни.
* * *
Замок в маленьком городке Святого Ангела огромен, насчитывает, по крайней мере, восемь веков, но не имеет никакого стиля, никакой архитектуры, которая позволила бы догадаться, в какую эпоху он построен. Стены его такой толщины, которая указывает на то, что прежние люди строили для своих прапраправнуков, чего теперь уже нет, когда все строится по английскому способу слишком непрочно… Широкие ступени каменных лестниц так стерлись от времени, что подниматься или спускаться по ним можно было только очень осторожно.
Что до потолков — то вместо них были огромные балки, а гнезда ночных птиц служили им украшениями.
Граф Амброзио, один из настоящих владельцев замка, вышел навстречу Казанове на порог, как он это сделал бы для какого-нибудь знатного и могущественного вельможи. Двери были раскрыты, обе половинки, но Казанова был слишком умен, чтобы возгордиться этим обстоятельством — это их древность мешала им запираться.
Граф Амброзио, держа свой коленкоровый колпак в руках с такой непринужденной грацией, как будто это была шитая серебром треуголка, немедленно сказал ему, что напрасно его брат посоветовал ему приехать взглянуть на их убогое житье, не подумав, конечно, о том, что в замке была Клементина. Обладатель клада, обыкновенно, сам не подозревает этого.
Граф Амброзио представил Казанову своей супруге и двум свояченицам, одна из которых была исключительной красавицей, что еще больше оттенялось ее скромностью.
Обед, предложенный графом Казанове, показался ему превосходным, если не считать ужасающего рагу. За столом их было шестеро, все были очень веселы и разговорчивы, кроме прекрасной Клементины, безмолвной, как маленький божок молчания на ониксовой камее, отделанной розами, которой украшен был перстень кавалера Казановы. Она говорила только тогда, когда вынуждена была к ответу, и при этом краснела, точно каждое произнесенное ею слово было глупостью, и она пугалась этого. Казанова однако все время старался таким образом смущать ее, так как у него не было другого средства, чтобы увидеть ее чудные глаза, иначе, чем заставляя ее отвечать ему.
Наконец Казанову отвели в его покои и оставили одного. Окна были в них завешены такими же занавесями, как в столовой. Клермон, его новый лакей, сказал ему, что он не решается открывать сундуки, так как ни в дверях, ни у комодов нет ключей, и что он не может взять на себя ответственности за багаж.
