В этих своих бесчисленных и торопливых победах, в этой непрерывной процессии память его классифицирует лица. Он неверен, но он никогда не забывает. Он не позволяет своему сердцу долго биться при виде одного и того же лица. Но если это лицо вновь появляется перед ним, будь это хоть через тридцать лет, — при виде его сердце его начинает снова усиленно биться. И в этот день, опять очутившись в Женеве после долгого отсутствия, и найдя имя Генриетты на верном стекле, он хотел бы бежать на поиски за ней и снова доказать ей свою любовь…
Однако этот энтузиазм задним числом длится недолго, Казанова богаче многочисленностью своих ощущений, разнообразием переживаемых впечатлений, чем продолжительностью их.
На другой день утром он отправляется к банкиру Троншен, у которого находились все его деньги. Проверив с ним счета, банкир дает ему аккредитив на Марсель, Геную, Флоренцию и Рим. Казанова берет только двенадцать тысяч франков наличными. У него, впрочем, всего оставалось триста тысяч франков. Но с этим далеко не уедешь. Покончив с этим, он возвращается в гостиницу, он горит нетерпением повидаться с Вольтером.
Казанова не понял Руссо! Поймет ли он лучше Вольтера? Вряд ли они созданы, чтобы понять друг друга. Может быть, у обоих есть где-то в глубине одинаковая суховатость, а в Вольтере кроется «Казанова Идеи»… К тому же, Казанова хвалится, что он ученик великого человека…
Тогда как Жан-Жак остался для него необъяснимым, гений Вольтера все же более доступен ему — не только своими свойствами, но и своими результатами. Нищий философ, который живет перепиской нот, что он такое для грансиньора, путешествующего всегда не иначе, как в сопровождении лакея-испанца, и полного штата слуг, дающего ужины, покупающего шелковые чулки?
То ли дело, тот двор кавалеров и дам, среди которого живет месье де Вольтер, аристократическая среда, которая и ему самому придает какой-то аристократизм, окружая его пышностью и торжественностью, так и говорящими на сто миль кругом, что вот, мол, «великий человек».
Как мы далеко от маленького домика в Монморенси, где принц Конти пренебрегает ужином в компании хозяйки… Да, конечно Казанова — утонченный ум, он достоин оценить «Новую Элоизу», — он, проливающий слезы при виде дома Лауры… Но как бы он ни был утончен, он принадлежит к тем, для кого великим человеком может казаться только или миллионер, или покойник. Надо быть могущественным или же похороненным, для того, чтобы он поверил величию. Всякий гений без позолоты кажется ему немножко неудачником. И вот, наши два циника беседуют друг с другом… Вот ученик перед учителем.
