Смутная любовь | страница 2



Что в нашу бытность нет уже любви,
Которая б до веку продолжалась;
Иди своей дорогой и живи
С той женщиной, что на глаза попалась.
Подумал я, что прав, конечно, он;
Но не могу на это согласиться…
Когда поставит жизнь последний кон,
Мне ночью первая любовь приснится.

Человек — поле

В серых буднях науки, в суете быстротечной,
Я увидел сквозь темень грядущих времен:
В бесконечной Вселенной человек, с бесконечной
Массой тела и с вечным своим бытиём.
Скептик спросит: «А что же он может,
Индивид, превращенный в частицу-фотон?»
Я отвечу: «Он к звёздам проложит
Путь землянам, на атом он ступит ногой.

ПТИЦА — ТРОЙКА

Вновь российская тройка в пути затерялась,
Словно память вознице отшибли года;
Снова к барину в бричке фортуна примчалась;
Идол золота властно манит, как всегда.
Селифанушка, милый, зачем ты направил
Бег рысистый своих огнегривых коней
В те края, где всегда Молох опыты ставил;
Со времён Моисея, до нынешних дней.
Только помнят каурые и вороные,
Как впрягались в тачанки когда-то они,
Как бока остужали им ветры степные
В, освящённые верой возмездия дни.
Но устал жать Петрушка гашетку «максима»
И уснул, погоняя коней, Селифан;
А в возок к ним подсели: Мамона, незрима,
И, воочию видимый, красный тиран.
Но последний слетел на крутом повороте,
Когда тройка рванула в базарный простор.
Фарисей с саддукеем сегодня в почёте,
Да сулит барыши лихоимец и вор.
И никто уж не верит мамоновым слугам,
Их развеется миф, как болотный туман;
И воздастся народом им всем по заслугам…
Птица-тройка несётся. Не спи, Селифан!

ХХ ВЕК. КРАТКИЙ КУРС

Сразу после «Февральской» на Руси завелась
Д е м о к р а т и я.
Ну, а после «Октябрьской» по стране понеслась
П а р т о к р а т и я.
Наступила лихая за этим пора
Б ю р о к р а т и и.
А теперь проходимцам кричим мы: «Ура!»;
Э т а к р а т и и.
Может, хватит? доколе терпеть нам обман
И е р а р х и и?
Может вспрянем душой? и развеет туман
Флаг Анархии?

НЕ БЕДА

О.Н.Б.

Вспомнил я, как однажды любовь провожал
В светло-сером болотном тумане;
Как в кругу алкарей «Зосей» я заливал
Всей души наболевшие раны.
Мне б заплакать, как в детстве; я плакать не мог,
Слёзы лить я давно разучился;
И напившись однажды, как мартовский кот,
Под стеной монастырской свалился.
Я лежал на земле, посреди лопухов,
Голова была чистой и ясной;
И в течение долгих вечерних часов
Приходил ко мне образ прекрасный.
Светлый образ той чистой и нежной любви,
Что я в сердце изведал когда-то;
Милый образ, который маячмл вдали,
А теперь исчезал без возврата.