Из-под козырька остановочной платформы бесшумно и на удивление быстро выскользнули четверо; разглядел он их, подойдя уже совсем близко. Тонкая кость, юнцы явно не белые; волосы до плеч, одеты в мешковатые штаны и коротенькие майки. По возрасту — лет семнадцать или восемнадцать. Филиппинцы, мелькнуло у Дэвида, или вьетнамцы; а может, из Индокитая, или даже индийцы. В районе Моста многоцветие, можно сказать, бесконечно.
Тот из них, что ближе, самый низенький из четверки, подал голос:
— Эй, чувак!
Дэвид продолжал идти, заклиная мысленно: ради Бога, не надо, я не враг вам, и нет у меня того, что вам надо, и милосердие для меня уже непозволительно большая роскошь. Непомерно тяжелым сделался вдруг заткнутый за пояс револьвер.
— Эй, чувак, ты не понял? — голос был с сильным акцентом, но непонятно, каким именно. — Стой и смотри сюда, когда тебе говорят, или сейчас сзади дождешься.
Дэвид, остановившись, тяжело, со вздохом обернулся.
— Не надо! — вырвалось из горла будто кряканье, рот и глотка разом пересохли.
Четверка слегка расступилась, заходя с боков. Тот, что окликнул, держал опасную бритву. Остальные раскрывали складные ножи.
— Чувак, — позвал коротышка, — бабки есть для меня? Давай-ка, мудило, сейчас ведь морду изрежем.
Дэвид, сделав шаг назад, вынул револьвер.
— Прочь! — хрипло выдавил он.
Увидев оружие, юнцы замерли. Один принялся что-то быстро лопотать на непонятном Дэвиду языке. Коротыш оборвал его, резко махнув рукой.
— Мужик, знаешь чо, — выговорил он, закинув голову набок с блуждающей полуулыбкой на лице. — Я тебе сейчас, наверное, дам этой штукой попользоваться. Ты же сейчас, мудило, просто собздишь из нее стрельнуть. Много вас таких, белых бинабеев (на диалекте визайя, Филиппины, — «голубой»), носит их при себе, чтобы очко не играло.
Он медленным, расчетливым шагом двинулся навстречу Дэвиду — руки вдоль боков, грудь выпятил: дескать, ну! Глаза светились изнутри. Накурился, или насосался, а может и то, и другое. Или просто психопат.
Дэвид направил револьвер на него.
— Я не пугаю!
— Пуга-а-ешь, чувак, пуга-а-ешь! — Опасная бритва, подрагивая, бликовала под одиноким фонарем остановки. Видишь это, ты, поте?
«Прав Ховик, — подумал Дэвид с отчаянием, — никогда не доставай оружие, если не готов пустить его в ход. Но как я могу убить этого подростка, в чем его вина, если так изуродовала его жизнь? Кроме того, выстрел сейчас…»
В глаза ударил слепящий сноп света, и усиленный мегафоном голос командно бросил:
