Кое-что из этого Ховик вполне понимал; об остальном, вроде, тоже догадывался. А по сути, так ли уж все это важно? Жизнь, насколько помнится, всякий раз наглядно подтверждает: те, кто на ступеньку выше — легавые, судильщики, толпа — могут сотворить с тобой все, что им угодно, и не почешется никто, если только у тебя нет денег на расторопного крючкотвора, или подмазать кого-нибудь. Те, кто обитает в особняках с бассейном, не знают, что происходит, потому что не хотят знать. Это теперь они начали чуять жареное. Кое-кто спохватился настолько, что стал малость досаждать властям; такие и заканчивают в местах навроде Блэктэйл Спрингс.
Фреди Берд, единственный среди всех политических, раз и навсегда впечатлил Ховика глубочайшей по пониманию обстановки фразой. «Есть, — сказал он, — те, кто трахает, и те, кого трахают, остальное — частности».
Ховик попытался вкратце выразить это вслух, и старик, к его удивлению, мгновенно все понял.
— Именно так. Для вас, этого… люмпен-пролетариата.
— Кого? — подозрительно переспросил Ховик.
— Для дна. Бездарной, бесцветной бедноты. Тех, кто — какой, бишь, термин вы использовали? — которым не светит. Для них жизнь с конца каменного века фактически не менялась. Индивид лишь тогда обращает внимание на то, что общество устроено несправедливо, когда нужда и гнет начинают давить именно на тот социальный слой, к которому он собственно относится. — Пальцы с толстыми темными ногтями вновь взялись скрести. — Сомнения нет, вы с рождения сталкивались с тем, что мне открылось лишь с годами — что всякое государство опирается по большей части на полицейскую власть, и всякий, кто изо всех сил рвется помыкать другими — опасный психопат. Тем не менее, те самые люди со «дна», о которых вы упомянули, зачастую и есть самые ярые приверженцы «сильной» власти.
— Точно, — Ховик скорчил мину. — Самый паскудный мусор или надзиратель — всегда какой-нибудь хер из трущоб. Даже если взять просто шайку, то и там падлы устанавливают свои какие-нибудь порядки и суды. Понимаешь, — Ховик сам дивился такому от себя красноречию, — они ничего не имеют против, что кто-то там на самом верху дрочит тех, кто глубоко внизу. Иначе они и вообразить себе не могут. Просто им охота походить на тех, кто выше.
— Да. Потому думается мне, стоит кому-то из наших здесь политических товарищей по несчастью взять верх — согласен, это трудно себе представить — то подозреваю, они вполне могут насадить такие меры, что теперешняя Администрация покажется нам просто ангелом гуманности. Временами, друг мой, я почти готов уверовать, что в мире наличествует эдакая абстрактная сила зла, которая по своему усмотрению изъявляется в виде человеческой глупости. — Старик состроил гримасу. — Манихейский мусор, разумеется. — Он вынул из-за пазухи окурок сигареты. — Канцерогенная мерзавка. Впрочем, рак нынче страшит уже ничуть не больше любых других невеселых возможностей выбора, а их сколько угодно, выбирай любую. Продукты по талонам в городах; Ближний Восток, похожий уже на пустыню. Однако табачных младших братьев Администрации стоит поддерживать, хотя бы из-за того уже, что они продают сигареты для нашего недостойного антисоциального элемента. Спичка есть?
