Кое-как атаку отбили. Автоматчики откатились и, видно, опять попросили свою артиллерию по нашим окопам шандарахнуть.
Вторым или третьим снарядом наш пулемет накрыло. Меня землей засыпало. Очухался я, выплюнул изо рта песок, глаза протер и спрашиваю:
— А где же мой напарник старшина Митрофанов?
Линьков, казалось, спокойно поднял лежавшую рядом со мной еще живую оторванную руку старшины… Да, да, живую! У нее шевелились пальцы и, видно, каждая жилка тряслась. И крови было немного.
— Вот что от Митрофанова осталось, — сказал старшина трюмных. Сам вдруг затрясся, в голос заплакал и принялся каяться: — Простите меня, ребята, что я вас на сухопутный сманил. В лодке не разорвало бы.
Мы его, конечно, успокаивать не стали, не до переживаний было.
— Надо, ребята, уходить, — сказал Малышенко. — Без пулемета нам несдобровать — живыми в плен попадем.
Отошли мы в общий окоп, а там пусто — не предупредив — нас, пехотинцы отошли. Артиллерийская пальба прекратилась, видим, автоматчики с тыла обходят.
— А ну, ребята, ползком к лесу! — скомандовал Малышенко.
Поползли мы по скошенному полю. Об острую стерню руки искровенили, одежду порвали, но все же ушли от автоматчиков. Собрались на опушке леса и не знаем, что делать. Отрезанными оказались. К нам еще какие-то пехотинцы присоединились. Сандружинница с ними.
— Давайте руки перевяжу, — говорит.
— Плюнь, сестренка, не до царапин сейчас. Надо к своим пробиваться. Кто у вас из командиров остался? Пусть выводит.
— Никого здесь нет. Командуйте, моряки, — просит она. — Вы народ отчаянный, с вами пробьемся.
Пришлось мне командование на себя взять. Поснимали мы с убитых гранаты, оружие, патроны собрали. На всех винтовок не хватило. Решили вперед пустить ребят с гранатами и штыками, а позади тех, кто имел карабины и пистолеты. Направление взяли по ручному компасу, который был у акустика Малышенко, и, как только стемнело, двинулись по краю опушки.
Вскоре лесок кончился. Впереди — ровное поле. Надо бы ползти по нему, а мы шагали слегка лишь пригибаясь. Гитлеровцы ракетами нас осветили.
— Ложись! — кричу. — Вправо отползай!
А у Линькова нервы опять подвели: он вскочил и… бегом назад. Бежит, а его прожекторный луч преследует. Недолго парень метался — светящиеся пули прошили.
— Видите, что с трусами бывает, — заметил я. — Слушать только команду!
Мы выждали некоторое время и, как фрицы угомонились, поползли по своему направлению. Малышенко мне свой компас отдал.
