— Разумеется, я имею в виду только известный мне мир, — немедленно отозвался Потапыч, как будто ожидавший вопроса. — Считаешь ли ты его совершенным?
Седов заколебался. Затем, абсолютно не погрешив против истины, но, стараясь не задеть чувства собеседника, дипломатично ответил:
— Понимаешь, многоуважаемый друг, возможно, тебе, для которого этот мир родной, он представляется безупречным. Однако, для меня, видевшего многие миры и выросшего на другой, более теплой планете, он несколько холодноват.
Мысль о том, что холод способен нарушить восприятие совершенства мира, казалось, удивила метаморфа и даже позабавила его, вызвав улыбку. Так, во всяком случае, Валерий истолковал появившуюся на физиономии Потапыча гримасу. Он оказался прав.
— Холодный? — взмахом начавшей модифицироваться лапы-ласта морж выразил какое-то недоступное человеческому истолкованию чувство. — Какое это имеет значение? Если тебя пугает холод, — новый взмах ласта, — зачем ты здесь остаешься?
Алексей Степанович настороженно прислушался. Это был именно тот вопрос, который он сам с удовольствием задал бы дипломату, но не решался, боясь нарваться на резкую отповедь. Может быть, сейчас прозвучит исчерпывающий ответ? Его ожидало лишь множество новых загадок.
— Зачем я здесь? — механически повторил Седов. — Разве Ты — Океан не знаешь?
Валерий решительно поставил точки над «и», испытывая бесконечное облегчение от перехода к главной, определявшей всю его теперешнюю жизнь проблеме.
— Я — Океан знаю, — подтвердил представитель Сверхразума планеты Рождество. — Ты необычен для своего мира и для своей расы. Тебя — двое. Так?
— Так. Для вашего народа это обычное дело, да? — посредник не сомневался в утвердительном ответе.
— Нет, — не задумываясь, без обычных обиняков, ответил метаморф. Он, похоже, тоже отлично понимал, что речь на этот раз идет о принципиальных вещах. — Наоборот. У нас нет недостатка в телах. Их дает Океан. Иногда материи не хватает душ, потому что отдельное сознание должно отдыхать. Но телами можно обзавестись всегда.
— Это могло бы решить нашу проблему. Проблему моего второго «я», — нарочито медленно, пытаясь сдержать обуревавшие его чувства, проговорил Валерий. — Нам нужно еще одно тело. Для меня. Ты понимаешь?
— Понимаю, но ты не прав, — метаморф был категоричен. — Тебе нужно не одно тело, а два — для вас обоих.
— Почему? — происходящее с ним самим казалось Валерию фантастическим сном, пришедшим из далекой чуждой реальности. Философская отстраненность разговора позволяла сохранять внешнее спокойствие и поддерживать прежний неспешный ритм беседы, но в душе его, в обеих душах одного тела, царило смятение. Впрочем, Валерий мог уверенно судить только о себе. О мыслях и чувствах второго хозяина тела приходилось лишь догадываться. Оставалось надеяться, что моржи не способны улавливать эмофон.
