Окружающих продолжал интересовать и затянувшийся феномен тройного сожительства. Но если старым знакомым этот факт уже порядком поднадоел, то новых еще удивлял, но не всех. В феврале 1915 года на новую петербургскую квартиру Мережковских на Сергиевской улице Александр Блок привел молодое дарование, девятнадцатилетнего Сергея Есенина. Тот тоже был любителем эпатажа и явился одетым так, как и полагалось бы одеваться крестьянским поэтам — в косоворотке, плисовых штанах и валенках. Зинаида Николаевна, как всегда, бесцеремонно близко оглядела гостя через лорнетку, словно экзотическое насекомое, и спросила:
— А что это на вас за гетры такие странные?
И повела знакомить со своей семьей.
— Мой муж, Дмитрий Сергеевич Мережковский.
Есенин немного с ним поговорил. А потом Гиппиус представила второго.
— Мой муж, Дмитрий Владимирович Философов.
Есенин воспринял это как должное, не показав ни малейшего крестьянского недоумения. Это понравилось Зинаиде, и она, как Антон Крайний, написала на Есенина первую в его жизни позитивную рецензию, отметив, что его ждет большое будущее. Почти такая же история произошла с молодым Осипом Мандельштамом и его первым сборником.
Будучи противниками монархии, члены тройственной семьи горячо приветствовали свержение царя и Февральскую революцию 1917 года. Поскольку Сергиевская улица находится в двух шагах от Таврического дворца, на квартиру к Мережковским часто заходили с последними новостями знакомые члены Государственной думы. Однажды зашел и на тот момент военный министр А. Ф. Керенский с просьбой к Мережковскому написать популярную историческую брошюру для солдат. Но если по мере развития событий Зинаиду Гиппиус не покидал энтузиазм по поводу перемен в жизни страны, то в Мережковском все больше просыпался пророк-пессимист. Он предрекал, что к власти придет Ленин. Дмитрий Философов был согласен с обоими.
Блевотина войны — октябрьское веселье…
Народ, безумствуя, убил свою свободу,
И даже не убил — засек кнутом.
(29 октября 1917)
Октябрьский переворот Мережковский встретил с мрачной радостью от сбывшегося предсказания — грядущий хам превратился в настоящего. Но супруги и их друг-публицист продолжили бесстрашно печатать антибольшевистские статьи в газетах, которые могли еще это напечатать. Большевики не сразу закрывали оппозиционные себе издания. В квартире на Сергиевской иногда собирались знакомые эсеры. Однако новые власти, как и старые, продолжали не замечать откровенной оппозиционности Гиппиус и Мережковского. Хотя ВЧК была уже создана. Значит, не так опасны, как поэт Гумилев.
