Гарский, кстати, будучи арестован через несколько лет за какой-то «экс», испытал раскаяние и написал явку с повинной по поводу киевского эпизода, указав, что «девица Каплан ни в чем не виновата». Но помилования не случилось: Фанни, выгораживая своего любимого, вела себя на допросах «дерзко», Виктора так и не выдала, и потому ее считали опасной революционеркой.
Но с покушением на Ленина история еще более странная. Шофер Ленина Гиль, на основании показаний которого и была арестована Каплан, в этих своих показаниях постоянно путался, выдвигая одну версию за другой. И есть факты, которые определенно не срастаются, как в показаниях Гиля, так и всех остальных. Например, то, что брошенный стрелявшей пистолет один из большевиков откинул ногой под машину, но некий рабочий нашел его «прямо у тела Ленина» и забрал себе как реликвию. После объявления в газетах он сдал пистолет в ЧК, и задним числом был написан протокол обыска Каплан, у которой пистолет якобы обнаружили в портфеле. Зачем было подкидывать улику, если никакого суда не предвиделось, и все знали, что стреляла именно Каплан?
Гильз на месте преступления нашли четыре. В семизарядном браунинге, который позже подкинули Каплан, было израсходовано три патрона. Так откуда же взялась еще одна гильза? Значит, был второй ствол?
Не везло, кстати, даме с сумочками и пистолетами… Но, впрочем, она всегда брала всю вину на себя. Только зачем на этот раз?
Показания она, ненавидевшая большевиков и Ленина, давала такие: «Сколько раз я выстрелила, не помню, из какого револьвера — не скажу». Однако это было сочтено признанием.
Якоб Петерс, допрашивавший Каплан, через несколько лет записал в своем дневнике ее историю. Освободившись с каторги, она отправилась искать Виктора. Нашла. Но, проведя с ней ночь, он сказал: «Извини, но я тебя больше не люблю». Каплан отправилась в Москву, где жили ее подруги-каторжанки, — больше на всем целом свете у нее никого не было. Ну а кто еще может быть у девушки, которая села в шестнадцать лет?
Вскоре в Москву перебралось и большевистское правительство. И, кстати, Виктор Гарский, занимавший пост продовольственного комиссара.
Каплан арестовали не в толпе, а в стороне: она стояла под деревом на трамвайной остановке с зонтиком и портфелем и показалась кому-то из чекистов подозрительной. Что она делала в этом районе Москвы — неизвестно. Но уж точно не собиралась стрелять в Ленина: партия эсеров, бывшая в то время гораздо большей по численности, чем большевистская, и обладавшая опытнейшими боевиками, вряд ли стала бы нанимать для такой важной операции фактически слепую и с ослабленным слухом женщину. К тому же Каплан никогда не умела стрелять. Гиль, кстати, в своих первоначальных показаниях говорил, что стрельба велась из двух пистолетов. Историки считают, что все его показания полностью сфальсифицированы. Гиль проговаривался лишь изредка: где-то, например, он сказал, что увидел, как Ленин вышел из дверей, и начал заводить автомобиль. И, когда двигатель завелся, услышал выстрелы. А потом рассказывал, что стоял у машины. В один раз он повествовал, что видел, как рука с пистолетом высунулась из толпы, а в другой — что Каплан стояла у крыла автомобиля и целилась. Это не байки пьяного пенсионера — это все официальные показания, только из разных протоколов. Кроме Гиля, Каплан также «опознал» и председатель заводского комитета Н. Я. Иванов, который, опять же по его показаниям, когда раздались выстрелы, был в помещении и выбежал, когда вся «толпа уже бежала». Однако каким-то образом он успел в темноте рассмотреть стрелявшую.
