мываюсь, я всегда забываюсь.
Пауза.
БОНДАРЬ (Конвойному). Как дела на фронте, земляк? Как
там наши?
КОНВОЙНЫЙ. Как ваши - этого мы не знаем. А наши ведут
наступление на Сандомирском плацдарме. Захвачен ряд страте
гический пунктов.
БОНДАРЬ. Каких?
КОНВОЙНЫЙ. Сказано тебе - стратегических!
ЗЮКИНА. Да он и сам не знает.
КОНВОЙНЫЙ. А вот и знаю! Этот, Кенигсберг, взяли. И
этот, Рутен... брутен...
ЗЮКИНА. Бутерброд.
БОНДАРЬ. Рутенберг?
КОНВОЙНЫЙ. Он самый. Название у них - даже говорить
противно. То ли дело у нас: Ленинград, Сталинград!
ЗЮКИНА. Сыктыквар.
КОНВОЙНЫЙ. Вот ты вроде и не по пятьдесят восьмой си
дишь, а нет в тебе никакого патриотизьма!
БОНДАРЬ. Рутенберг. Это в Восточной Пруссии. Километров
двести пятьдесят до Берлина.
ЖУК. Не так и много.
БОНДАРЬ. Это если на поезде. А ползком, да под огнем...
ЗЮКИНА. Все равно - скоро. Скоро уже! Победа, а потом
амнистия! Обязательно будет! Нам надо выложиться, корешки!
Надо такой спектакль зафуячить, чтобы вся эта сволочь в три
ручья зарыдала: два из глаз, один из жопы!
ЖУК. Сима!
ЗЮКИНА. Ну, ладно, ладно - из носа! (Проходит по гри
мерке в лихом приплясе.)
Гоп-стоп, Зоя,
Кому давала стоя?
Я давала стоя
Начальнику конвоя!
БОНДАРЬ. Чтобы зэк зарыдал, ему много не надо.
ЗЮКИНА. Какой зэк, какой зэк? Я про первый ряд говорю!
Чтоб кителя у них от соплей намокли, а у ихних жен чтоб всю
штукатурку с морд смыло! Вот какой нужен спектакль! Сделаем
- опер нам все устроит. У него даже на самом верху отчим-фу
етчим. Старлей, а даже к начлагу дверь ногой открывает!
(Фроловой.) Позанимаешься со мной сегодня еще? Есть
сгущенка.
ФРОЛОВА. Лучше тушенка.
ЗЮКИНА. Нету. Сгущенку сразу даю.
ФРОЛОВА. Годится.
ЖУК. Весна, а усе под тридцатник держит. За ночь всю
еду из тела холодом вынимает...
Пауза.
ШКОЛЬНИКОВ. Во второй своей жизни я должен был
воевать. Всем классом пришли в военкомат. Через три дня уже
грузились в теплушки. В последний момент меня срочно - в
штаб. Перед штабом - "зис" отчима. Спасать прибыли. Так и
вышло. Мать руки заламывала, отчим ногами топал, грохотал:
что я хочу убить ее... Прямо из штаба меня - в училище. Эшелон
ушел без меня. Почти все ребята погибли. Первой же зимой, под
Москвой.
СПИВАК. Вы тоже могли погибнуть.
ШКОЛЬНИКОВ. Я не боюсь смерти. Погибнуть за Родину
это большая честь. Хотя, конечно, никогда не представлял се
бя мертвым. Наверное, этого человек вообще представить не
может.
СПИВАК. Может.
ШКОЛЬНИКОВ. Смерть - это несуществование. Как можно это
