- Эй, господин Филасье, объясните-ка, что происходит?
- Вы забыли, ведь сегодня вторник!
- Какого черта нас маринуют уже добрых два часа?
- Пропустите!
- Пропустите, мы все записаны на прием!
Бледный человек ответил не тихо, не громко, но так, что все его услышали:
- Приема не будет, господа!
На мгновение воцарилась гробовая тишина. Затем кто-то снова напомнил:
- Но сегодня же вторник!
- Вторник или среда, - парировал Филасье, - это не имеет никакого значения. Я сказал, приема не будет, не будет вообще.
Тогда опять заговорили все разом:
- Доктора нам!
- Пусть выйдет сам доктор!
- Мы требуем доктора Марата!
Филасье отрицательно покачал головой.
- Доктор Марат не проживает больше здесь. Он выехал вчера вечером. Прошу вас, господа, успокоиться и разойтись, потому что вскоре сюда прибудет новый владелец дома.
Среди общего оцепенения раздался пронзительный выкрик:
- А доктор? Где же нам искать его теперь?..
Филасье развел руками:
- Увы, не знаю. Ничего не знаю. Доктор Марат не оставил нам адреса. Да и вообще, по-видимому, он прекращает практику...
Этим же утром на другом конце Парижа доктор Марат осматривал свои новые владения. И пришел к выводу, что улица, на которой он снял квартиру, не зря называлась Вье-Коломбье*. Его каморка под самой крышей ветхого доходного дома выглядела подлинной голубятней. Со вздохом вспомнил он апартаменты на улице Бургонь: восемь комнат с отличной лабораторией, приемной и рабочим кабинетом...
_______________
* Старая голубятня (франц.).
Доктор присел на колченогий табурет и тронул рукой доску стола. Стол заскрипел и пошатнулся. Марат снова вздохнул.
Прощай, старая жизнь. Теперь, на пятом десятке, он снова так же беден и свободен, как в пятнадцать лет. Теперь он все начнет снова, от нуля... Не безумие ли это? Не бред ли усталого мозга?..
Марат быстро поднялся и подошел к окну.
Он увидел двор, зажатый соседними домами, типичный для рабочих предместий Парижа двор-колодезь. Внизу копошились люди, похожие на призраки. Тощая женщина стирала в лохани какие-то тряпки. Маленькая девочка, одетая в лохмотья, тащила за руку еще меньшего мальчика, с трудом переваливавшегося на кривых ножках.
Марат отпрянул от окна. Губы его плотно сжались, в глазах вспыхнул огонь. Прочь сомнения! Он поступил правильно. Здесь, а не на фешенебельной улице Бургонь его место. Этим людям, и только им, он отдаст силу своего сердца. И ради них сделает то, что ему еще осталось сделать.
