Лев РАЗГОН
ПЕРЕЧИТЫВАЯ СТРАНИЦЫ ГЮГО...
(Вместо предисловия)
Кто из нас еще в школьном возрасте не перечитывал страниц "Девяноста третьего года", посвященных знаменитой встрече в кабачке на Павлиньей улице?
Думается, что и нынешний школьник хорошо помнит участников разговора, состоявшегося за столом кофейни 28 июня 1793 года.
"...Первый из троих сидевших был бледен, молод, важен, губы у него были тонкие, взгляд холодный. Щеку подергивал нервный тик, и поэтому улыбка давалась ему с трудом. Он был в пудреном парике, тщательно причесан, застегнут на все пуговицы, в перчатках. Светло-голубой кафтан сидел на нем как влитой. Он носил нанковые панталоны, белые чулки, высокий галстук, плиссированное жабо, туфли с серебряными пряжками. Второй, сидевший за столом, был почти гигант, а третий - почти карлик. На высоком был небрежно накинут алый суконный кафтан; развязавшийся галстук с повисшими ниже жабо концами открывал голую шею, на расстегнутом камзоле не хватало половины пуговиц, обут он был в высокие сапоги с отворотами, волосы торчали во все стороны, хотя, видимо, их недавно расчесали и даже напомадили; гребень не брал эту львиную гриву. Лицо его было в рябинах, между бровями залегла гневная складка, но морщинка в углу толстогубого рта с крупными зубами говорила о доброте; он сжимал огромные, как у грузчика, кулаки, и глаза его блестели. Третий, низкорослый, желтолицый человек, в сидячем положении казался горбуном, голову с низким лбом он откинул назад, глаза были налиты кровью; лицо его покрывали синеватые пятна, жирные прямые волосы он повязывал носовым платком, огромный рот был страшен. Он носил длинные панталоны со штрипками, большие, не по мерке, башмаки, жилет некогда белого атласа, поверх жилета какую-то кацавейку, под складками которой вырисовывались резкие и прямые очертания кинжала.
Имя первого из сидевших было Робеспьер, второго - Дантон, третьего Марат".
Не будем продолжать эту и без того достаточно длинную цитату; оставим в стороне весьма интересный разговор между тремя собеседниками, целиком выдуманный Гюго, как, впрочем, выдумана им и вся эта сцена; не станем упрекать также знаменитого романиста за несколько шаржированное описание внешности героев, особенно Марата. Отметим главное: с истинной проникновенностью большого писателя автор "Девяноста третьего года" выделил их троих как ведущих деятелей французской революции на самом важном ее этапе.
Гюго не ошибся.
