Распутин обошел стол, протягивая каждому гостю руку для поцелуя, потом присел на свободный стул, голыми руками взял осетра и начал неопрятно есть — крошки застревали у него в бороде. Дамы молча ждали, когда он, без малейшего смущения, громко, с удовольствием чавкая, доест огромные порции пирога, рыбы, икры. Когда Распутин закончил, он положил руки на ладони Ариадны и сжал их.
— Ты сладкая моя, тебе я сегодня нужен больше всех, и вот я здесь.
Ариадна зарделась, как гимназистка. Пучеглазая Вырубова лукаво, даже ревниво, однако доверчиво взглянула на нее. Что наш друг нашел в этой простушке-жидовке, распутной жене банкира-еврея?
Ариадна знала, что о ней думают, хотя и сама Вырубова, и государыня лишь выигрывали от щедрости Цейтлина.
Ей было наплевать на общественное мнение, хотя ужасный, предательский румянец залил ее шею и обнаженные плечи. Здесь она уже больше не была дочерью известного раввина из Туробина, урожденной Фейгель Бармакид, не была беспокойной неврастеничкой, которая едва сдерживала свои страсти. Здесь она была желанной женщиной, достойной любви — даже среди друзей самого царя.
Распутин и с государыней, и с проститутками вел себя одинаково, как будто они были друг другу ровня. В этом проявлялся гений Старца: он превратил своих смущенных голубок в гордых львиц, жертв неврастении — в красавиц победительниц. Этот святой крестьянин спасет Россию, царя, весь мир.
Ариадна с шумом выдохнула, облизала пересохшие губы. В комнате слышалось лишь мерное бормотание Старца и пыхтение самовара в соседней комнате.
— Пчелка, — тихо сказал он, за руку поднял ее из-за стола, провел к дивану, стоящему у стены, усадил ее, придвинул свой стул, зажал ее ноги между своими ногами. Ее тело охватила дрожь.
— У тебя внутри пустота. Ты мечешься между отчаяньем и внутренней опустошенностью. Ты еврейка? Вы беспокойный народ — правда, вам и обид много чинили. Я уберегу тебя от неприятностей. Лишь следуй за мною святой дорогой любви. Не слушай своих раввинов, — он взглянул в ее сияющие глаза, — они не ведают всех таинств. Грех дан для того, чтобы мы могли каяться, а покаяние очищает душу и укрепляет тело, понимаешь?
— Мы понимаем, понимаем, — раздался позади Ариадны громкий, резкий голос Вырубовой.
— Как одичавший человек со своими звериными привычками выберется из греха и заживет богоугодной жизнью? Ты моя милая, моя Пчелка. — Его лицо было настолько близко, что Ариадна чувствовала, как у него изо рта пахнет осетриной и мадерой, чувствовала, как от бороды и тела разит водкой. — Грех можно понять. Без греха нет жизни, потому что нет покаяния, а нет покаяния — нет очищения. Как глядишь ты на меня, Пчелка?
