— Отец был преисполнен решимости сделать из меня точное подобие себя самого, а потому я был лишен не только общества своих сверстников, но и заботливой опеки няни или гувернантки. Вместо этого меня целиком и полностью поручили заботам домашних учителей.
— Но вы были тогда слишком малы! — пробормотала Шимона.
— Разумеется! — воскликнул герцог. — К тому же эти учителя были в основном немолодые ученые мужи, которые понятия не имели о том, как смотреть за ребенком, а уж тем более — как развивать его умственные способности.
— Это было очень жестоко!
— Истинную глубину этой жестокости я понял только тогда, когда мне не разрешили посещать школу.
— Вы учились дома?
— Да. Мои суровые наставники всегда были рядом. Уроки продолжались с раннего утра до поздней ночи. Иногда мне разрешали ездить верхом, но не играть.
— Наверное, это было невыносимо! Вы, должно быть, чувствовали себя очень одиноким…
— Да, пожалуй, от одиночества я страдал больше всего, — подумав, согласился с Шимоной герцог. — Мне было не с кем поговорить. У меня не было ни одного друга…
— И долго это продолжалось?
— Пока мне не исполнилось восемнадцать.
— Боже мой! Этого просто не может быть!
— И тем не менее было именно так! — с горечью подтвердил герцог. — Можете себе представить, что, когда умер мой отец, я почувствовал себя так, словно вышел из тюрьмы. — Он издал короткий смешок. — Подобно узнику, долгие годы проведшему в мрачной темнице, я совершенно не знал той жизни, в которой внезапно очутился. Все казалось мне таким странным…
— И что же случилось потом?..
— Неужели вы не можете догадаться? — насмешливо спросил герцог. — Разумеется, первым делом я отправился в Лондон. Ведь теперь я никому не был обязан отчетом! И конечно, общество приняло с распростертыми объятиями богатого молодого герцога!..
— Наверное, это было… приятно, — тихо заметила Шимона.
— Это было подобно выходу из тьмы на свет! Но к несчастью, у меня не было никаких нравственных принципов, моральных стандартов, чтобы я мог правильно оценивать людей, встреченных мною в свете. Меня снедало единственное чувство — жгучее желание скорее восполнить все то, что я, как мне казалось, упустил в этой жизни…
— Я вас понимаю…
— Мне хотелось всего запрещенного для меня в течение долгих лет — завести собственных лошадей, охотиться, боксировать — словом, заниматься тем, что для любого молодого человека моего возраста было вполне привычным.
Герцог цинично усмехнулся и добавил:
