У дверей ЗАГСа невеста переломила букет гладиолусов, резко швырнула в еще улыбающееся, глуповатое лицо кандидата в благоверные. И, путаясь в белом подоле, кинулась к такси.
Губанов отвернулся. "Зря я это! Женились бы, наплодили благополучных детишек, те стали бы благополучными дядями и тетями. А может, и такими, как я. Злыми неудачниками".
Он медленно брел солнечной улицей, неторопливо глядя по сторонам, и тут увидел женщину с дочкой. Женщина что-то зло выговаривала, девочка смотрела исподлобья, а получив шлепок, заплакала.
"Так, девочка, ты получаешь первые уроки ненависти, потом ты научишься ее копить, беречь, а потом и отдавать. А я тебе помогу, в добрый путь, малыш!" - подумал Семен и напрягся. Девочка вырвалась, неловко, но изо всех сил ударила мать по бедру, отступила на шаг, а потом разревелась еще сильнее и, рванувшись к маме, порывисто, как могут только дети, обняла ее.
Губанов покачнулся - улица вдруг поплыла перед глазами, боль резанула по сердцу. Он сделал несколько неуверенных шагов и почти повалился на лавочку рядом с какой-то старухой.
- Что с тобой, сынок? - опустила она вязание. - Плохо? Может, валидолу дать?
- Спасибо, не стоит, - выдавил Семен.
"Я дал этой девочке столько ярости, а ее не хватило. Может, она еще просто не умеет ненавидеть по-настоящему?" - подумалось ему.
- А я смотрю на тебя - вот и внук у меня такой же. Жалко вас, молодых. Все дела какие-то, бегаете, все в заботах. Где это видано, чтоб молодой за сердце хватался?.. - Бабка все бубнила - о молодых, о внуках, о заботах, о сумасшедшем времени - и боль отпускала.
"Хорошая старушка, - подумал он, - не злая, не кликуша. Просто говорит о любимых, близких людях - тепло, заботливо. Эх, кто бы обо мне так говорил?.."
- Спасибо вам, - неожиданно сказал он.
- Да за что же?
- Спасибо.
И пошел, не оглядываясь. На глаза наворачивались слезы, подступала обида за свою нескладную жизнь. До комка в горле хотелось участия, любви, простого внимания, наконец. "Ну почему так? Все люди как люди - симпатии, привязанности. Вон тот мужик почему-то нужен, а я?"
А толстый лысоватый человек нагнулся, достал из-под куста дрожащего испуганного котенка, растерянно оглядел лохматый комок с когтями и ушами, затем на его лице заиграла дурацкая улыбка, какая бывает только при сюсюканьи с детьми, аккуратно положил котенка на сгиб локтя и, почесывая его за ухом, пошел дальше.
Опять заныло сердце, и Семен поспешил присесть. Оглушенный и растерянный, он сидел на скамейке, тяжело уронив руки на колени.
