— Да, я люблю ее, — хрипло произнес Вооз. — И теперь у тебя есть сын, который наследует имя Елимелеха. Что тебе еще нужно от меня, Ноеминь?
Он отвернулся и провел руками по волосам.
Ноеминь выдохнула. Сочувствие и острое сожаление наполнили ее сердце.
— Я хочу, чтобы ты был счастлив, Вооз. Я хочу, чтобы ты принял мой дар.
— Я принял Руфь.
— Нет, ты не принял ее.
Вооз повернулся и посмотрел на женщину, в его темных глазах была боль.
— Ее сын наследует все, что имею я. Это разве не значит принять? Это разве не свидетельствует о том, как высоко я ценю ее и его?
— Руфь любит тебя, Вооз.
Он в изумлении уставился на Ноеминь.
— Что?
Ноеминь никогда не видела, чтобы человек выглядел таким потрясенным.
— Что ты говоришь?
— Я сказала… Руфь… любит… тебя, — медленно, как если бы она объясняла это ребенку, повторила Ноеминь.
— Не может быть.
— Почему же? — хотя это могло ранить Вооза, она должна была все-таки сказать эти горькие слова. — Потому что я была слепа в юности и не увидела твоей красоты? Ты красив, Вооз, ты прекрасен тем, что единственно имеет значение, что не может исчезнуть по истечении времени. Руфь поняла тебя лучше, чем когда-то я, дорогой. А теперь ты должен открыть свои глаза и увидеть девушку, на которой женился.
— Стоит ли верить невозможному?
— Разве для Бога есть что-нибудь невозможное? Я молилась, чтобы это произошло. Я знаю дюжину других людей, которые тоже молились об этом. Половина Вифлеема молится о тебе и Руфи! Неужели Бог не слышит наши молитвы? Ты знаешь, как много людей в Вифлееме наблюдают и ждут, когда Господь дарует вам обоим самое великое благословение? Любовь. И вот теперь Он даровал вам ее.
— Я не верю в это.
— Как ты можешь говорить такое теми же устами, которыми восхваляешь Бога за сотворенные Им чудеса? Я знаю, о чем говорю. Не так давно я оставила ее дома плачущей.
— Плачущей?
— Потому что ты никогда не бываешь в доме, который принадлежит тебе.
Минуту Вооз стоял молча, а потом разразился смехом.
Приятно было слышать его смех, но еще приятнее было видеть его сияющие глаза, которые никогда раньше не сияли так ярко.
Смех сменился мягкой улыбкой, он пристально посмотрел в ее глаза.
— Не странно ли это, Ноеминь? Когда-то я любил тебя.
— А я была неразумной, пустой, молодой девушкой.
Ноеминь подошла к нему и накрыла его руку своей.
— А теперь я твоя теща, — сказала она с лукавой улыбкой и шутя шлепнула его по руке:
— Так окажи почтение старой женщине. Иди домой, сын мой. Иди домой, к моей дочери, Руфи, которая любит тебя, любит землю, по которой ты ходишь.
