Прошел час или два, ничего не происходило, лишь хохот все летал и летал откуда-то сверху, куда-то вниз, раздражая слух и без того измученного тренера. Он пересек обе комнаты и уверенно вступил на чугунную, добротно скованную лестницу, огражденную иллюстрированными перилами. Шаг за шагом Митек поднимался вверх и вскоре минул второй этаж, на который он даже и не подумал свернуть. Он был точно таким же, как и первый. Все тот же кабинет, все тот же стул и синий плащ на полу, лишь вторая комнатка с лестницей, теперь вела вниз — основная комната была постоянной, до самой верхушки, где юноша устало остановился, облокотившись на холодную белую стену загадочной твердыни. Верхушка как и предполагалось не была освещена факелами, в ней таился загадочный голубоватый полумрак, из стен внутрь проникал дневной, самый обычный, Мирской свет, ставший почему-то таким родным и любимым. Это была несомненно вершина, куполообразная крыша и совершенно пустая комната. И все-таки, было так необычно видеть Мир, кладбище и купола Колднесса там впереди, вглядываясь на улицу из этих маленьких выбоин. Столь загадочная башня, а тут, самые обычные окошки…
Он стоял в пустом; полутемном помещении с голыми стенами и высоким постаментом у противоположной стены, напоминающий толи жертвенник, толи университетскую кафедру. Вокруг ног медленно кружилось сероватое облачко пыли, толстым слоем покрывавшей весь пол, так что с трудом можно было разглядеть сложный рисунок каменной мозаики. Он поднял глаза вверх — потолок был иссиня-черный. Вокруг царила мертвая тишина, звуки с улицы сюда, почему-то, не проникали.
Митек осторожно подошел к постаменту. Он был похож на достаточно огромный черный табурет, выбитый из черного, как ночь камня. Верхняя, плоская часть «табурета» была серебрено — серой, яркой светилась, когда тренер опрометчиво заносил над ней руку. Некоторое время спустя он осмелился прикоснуться. Голос обрушился на него внезапно, со всех сторон, едва он сумел поднести руку на предельно допустимое расстояние. Он шел отовсюду — и ниоткуда, он не мог уловить направление. Это был женский, милый и крайне доброжелательный голос протекающий в самую душу слушателя, изобилуя чарующими низкими тонами; его хотелось слушать не отрываясь.
— Не трогай, храбрый Человек…
— Почему? — ответил Митек, резко убрав руку в сторону.
— Иначе, произойдет непоправимое, храбрый Человек…
— Что? Кто ты? — тренер уже стоял спиной к постаменту, взирая на днище купола, надеясь увидеть там источник этого чудесного голоса, но видел лишь мозаику, повествующую о сражении крохотного суденышка с огромными многометровыми валами свирепого моря.
