— Вы убежали из первого сиротского дома, куда вас поместили, когда вам было двенадцать лет, через три месяца после поступления. В тот же вечер вас поймали на вокзале Сен-Лаза́р. Вы были наказаны, однако через шесть месяцев снова бежали. На этот раз вас нашли на скамейке, спящей. Все это верно?
Фаншетта утвердительно кивнула головой.
— После второго побега, — продолжал судья, — вас отправили в другой сиротский дом, под более строгое наблюдение, но вы убежали и в третий раз, спрятавшись в грузовике за тюками белья, где, к счастью, вас в конце концов обнаружили… Послушайте, девочка, что там у вас не клеится? Вас обижают в сиротском доме?
— Нет, мсье, — честно сказала Фаншетта.
— Может быть, плохо кормят?
Задавая этот вопрос, судья оглядел худенькую, бедно одетую девочку, казавшуюся еще более худой в своем темном, слишком узком пальто.
— Не очень…
— Значит, кто-то приказал вам бежать? Куда вы собирались направиться? — спрашивал судья уже более настойчиво.
— Никто меня не ждал… Я шла куда глаза глядят.
Фаншетта произносила слова четко, но монотонно, с намеренным безразличием. Это раздражало судью.
— Если даже поверить этой басне, все равно непонятно, зачем вы убегали, — строго сказал он.
Объяснить… Но зачем? После первого раза Фаншетта наивно попыталась объяснить ту прекрасную правду, которая так повелительно толкала ее к бегству. Ее приняли за сумасшедшую. Во второй раз обозвали бродягой и лгуньей… Поэтому в третий раз она уже ничего не пыталась сказать в свою защиту, а просто отвечала, как сейчас:
— Я ушла потому, что мне было скучно… Потому, что мне захотелось уйти.
Детский голос становился все более далеким, в нем звучало теперь упрямство. Судья приподнял свои огромные очки и по-новому внимательно поглядел на Фаншетту. Худое лицо с тонкими чертами показалось ему совершенно непроницаемым.
«Она смеется надо мной… или у нее какое-нибудь умственное расстройство», — подумал он и сказал вслух:
— Посмотрим ваше личное дело.
И господин судья принялся копаться в бумагах под испытующим, настороженным взглядом Фаншетты. «Личное дело», которое он без труда нашел в самой середине папки, оказалось попросту большим синим листом бумаги.
Судья углубился в чтение.
— Здесь написано, что вы, Мари Франс Дэнвиль, обычно ведете себя не плохо, — сказал он наконец. — У вас даже, кажется, ровный характер. Правда, вы слишком часто витаете в облаках, но зато добросовестно работаете, считаетесь хорошим товарищем и безупречно честны… Послушайте, девочка, зачем же все портить такими нелепыми выходками?
