Сирень под пеплом | страница 5
И одна в глубине моих глаз головою желтела. И она, и она не спаслась. И она облетела. И я вспомнил об этом у какой-то реки. Здесь кувшинки росли.
Здесь врастал стебель сердца во дно. Оно родиной стало. Все прошло, все прошло, все прошло - жизнь как бездна предстала. И я вспомнил об этом у какой-то реки. Здесь кувшинки росли.
Все равно, все равно, все равно, жизнь, спасибо за память. Из груди сердце к вам проросло, обернулось словами. Я спою эту песню у какой-то реки, где кувшинкам расти...
Был нежным и упрямым, ходил под кличкой "граф", когда однажды мама мне подарила шарф. Она сказала:"Милый, шарф на груди носи, а счастья и могилы у бога не проси."
То ли шарф грел грудь, то ли жгла слеза, и я выбрал путь, повела стезя. А куда вела? Не понять никак. Позади зола. Впереди маяк.
Мытарили и выли с утра и до утра, мне в грудь и душу били ненастные ветра. И вот уже навылет душа просквожена, ее прикрыть не в силе ни друг и ни жена.
То ли шарф грел грудь, то ли кровь текла, пламенел мой путь, выгорал дотла. Да не держал я зла. Одного не знал: там зола, зола, где маяк сиял.
Ах, не спасают нервы, да и любовь не в счет, когда сгорела вера и жизнь из вен течет, когда ты видишь клочья того, что сердцем знал... Я шарф однажды ночью на шею повязал.
То ли явь в мозгу, то ли явный бред: на золе стою, а шарфа-то нет! Я гитару взял - не гони коня. Я не все сказал - слушайте меня.
На моей невечной земле
Начиная с сентября,
по Руси горят леса,
озаряя лица и сердца.
Да печальный тот огонь
осыпается, лишь тронь.
Разноцветным пеплом летит листва.
Так и октябрю сгореть,
обнажив леса на треть.
Там, как обожженным, стволам чернеть.
Да природа, видно, не зря
любит сумерки ноября.
И на пепелища лягут снега.
Вновь земля белым-белым бела,
словно обожженной не была.
Забинтуют раны снежные ветра.
Застывает лес и душа.
Засыпает их, не спеша,
порошок - наркотик декабря.
На моей невечной земле
Новый год плутает во мгле.
Ах, как хорошо ждать его в тепле...
Только бы не пепла тепло
вместе с ним на нас нанесло,
означая, что все, что жгло, прошло
на моей невечной земле!
В сплетеньи голых веток за окном мне бросился в глаза один излом. Он повторял души моей надлом в сплетеньи голых веток за окном. Стекали ветки навзничь ко стволу. Ствол затекал в земную глубину. И ветвь души моей приняв в семью, стекали ветки навзничь ко стволу. Земля, вобрав души моей объем, сама навеки растворилась в нем. И избрала меня всесильным божеством Земля, вобрав души моей объем. И я же по душе своей хожу, ее ногами слепо ворошу - слиянья с нею, как открытья, жду. И сам же по душе своей хожу.
