Теперь ему уже не так холодно, в белье он выглядит более субтильным, скукоженные мужские атрибуты едва оттопыривают тонкий трикотаж. Скуки ради он бросает взгляд в иллюминатор. Бледное пятно на небе выдает местоположение далекого солнца, которое по временам отсвечивает на крыльях морских ласточек, носящихся в поднебесье. В его скупом свете Феррер смутно различает грязно-серые, искрошенные скалы острова Саутгемптон, которые судно, видимо, огибает слева, собираясь взять фарватер, ведущий к Уэджер Бей; Феррер стаскивает с себя белье снова ныряет в койку.
Но это легче сказать, чем сделать. Медсестра Брижит, великолепно и вполне пропорционально сложенная, занимает, тем не менее, почти все ложе, оставляя место разве что для чужой руки. И потеснить ее никак не удается. Собравшись с духом, Феррер решает поступить иначе — со всей возможной деликатностью улегшись на медсестре сверху. Однако Брижит разражается недовольными стонами. Она отвергает этот вариант, брыкаясь так ретиво, что на минуту Ферреру кажется: все, пропало дело! Однако мало-помалу, к его радости, медсестра наконец расслабляется. И дело идет, хотя идти оно может только в весьма суженных границах, ибо размеры койки допускают строго ограниченное число комбинаций, а именно: один партнер на другом, правда, при этом они еще меняются местами и даже направлениями, что уже неплохо. Спешить им некуда — все-таки нынче воскресенье, — и они стараются вовсю, они увлекаются так, что выходят из каюты только в десять часов.
А было и впрямь воскресенье, настоящее воскресенье; это чувствовалось даже в воздухе, в небе, где несколько разрозненных стаек бакланов парили еще более лениво, чем обычно. По пути на мостик Феррер встретил матросов, выходивших из корабельной часовни, а среди них радиста, не скрывавшего горечи поражения. Но Феррер был уже недалеко от цели своего путешествия, и через пару часов радист счастливо отделался от соперника, который, достигнув пункта назначения, распрощался с капитаном и его штабом на мостике, вернулся в каюту и собрал багаж.
Ледокол доставил Феррера в Уэджер Бей и сразу же отчалил. В тот день над морем лежал непроницаемо густой, тяжелый, низкий, как потолок, туман, скрывший окрестные горы и даже мачты судна, но в то же время источавший какой-то странный живой свет. Стоя на причале, Феррер глядел вслед «Смородиннику»; корабль таял в этом мареве, его грузные формы превращались в очертания, а те, в свою очередь, в смутные пунктиры, которые в конце концов бесследно исчезли вдали.
