— Ну что, узнала я про твоего Шурку, — жарким шепотом начала она доклад, — район старый, есть у кого спросить. Эта самая Лидия, она еще молодая, сорок восьмого никак года. Тоже стыдоба, здоровые бабы, им бы работать и работать, а они инвалидность оформлять! Я вот блокадница, а работаю. А Шурка, про которого ты спрашивал, это ейный брат. На год, что ли, старше самой Лиды. Да ты знаешь, после войны народ, соскучившись, плодиться начал, что зайцы по весне, вот и шли дети погодками. Только Шурке не повезло в жизни, помер он еще мальцом, трамваем его зарезало. Место поганое на Максима Горького, там железная ограда вдоль самых путей, и случись что, в сторону не отпрыгнешь…
— Знаю это место, — подтвердил Игнат. — Там еще шестой трамвай ходит.
— Во-во! А Шурку, — Клавдия наклонилась к самому уху, — говорят, родная сестра убила. Разбаловались на переходе, начали толкаться, и она брата прямо под колеса и пихнула. А мать не уследила. Во как бывает!
— Понятно, — проговорил Игнат, ожидавший чего-то подобного. — То есть мальчика прямо на Лидиных глазах убило.
— А как же! Сама она и угробила мальца, а теперь с другими счеты сводит.
— Спасибо, Клавдия Ивановна! Вы мне очень помогли. Теперь я понимаю, что происходит, и знаю, как надо действовать.
— Лечить небось начнешь…
— Непременно.
— А будь моя воля, я бы ее не в больницу, а в тюрьму!
— Что вы, Клавдия Ивановна, ей же пять лет было! Маленьких не судят.
— Было пять, а теперь уже шестьдесят!
— А срок давности?
— Это у вас, добреньких, срок давности. Перед богом срока давности нет. Убила — пожалте к ответу.
— Вот она и отвечает. Думаете, с чего она к нам попала?..
— А я бы такую еще и в тюрьму! — Клавдия Ивановна поднялась, протерла шваброй пол под Игнатовой кроватью и добавила уже иным тоном: — А, что обо мне говорить!.. Бодлива корова без рогов ходит.
Еще одна загадка души человеческой. На словах Клавдия Ивановна всех бы поубивала, а на деле — мухи не обидит. Вот бы посмотреть, что у нее в подсознании скопилось за семь десятков лет! Одно можно сказать наверное: солнечной комнаты там нет, детство Клавдии Ивановны пришлось на войну и блокаду.
Игнат полусидел-полулежал, приподняв изголовье на максимально возможную высоту. Читал книгу, которую принесла Рина Иосифовна. А что еще делать, если лишился ног и без посторонней помощи не можешь даже пересесть с кровати на каталку? Больной — тот же заключенный, подписку о невыползе с него можно не брать, он и так под арестом.
