Крис казался совершенно сбитым с толку: не лучше ли будет, если ты сама… ты же здесь живешь. А может, просто проигнорируем? Юдит: пожалуйста, Крис, только спроси. Он: а если это твой приятель? Она: в это время ко мне приятели не ходят, по крайней мере, не стоят под дверью и не звонят, как на пожаре.
Юдит слышала скрип пола под его подошвами, закрылась с головой под покрывалом и ждала, что последует дальше.
— Там никого нет, — доложил Крис скучающим тоном. — Наверняка сосед. — Он снова залез под покрывало и прижался к Юдит.
Теперь Крис ощущал себя древнеримской бронзовой статуей. Ей стало холодно. Юдит задержала его скользящую ладонь на бедре и спросила, не хочет ли он в порядке исключения остаться на ночь. Это было сказано в таком горьком настроении, что в самой меньшей степени подразумевало эротическое приключение, и данное обстоятельство, естественно, от него не укрылось.
Он: Юдит, это будет непросто. Мне нужно рано встать. — Она: кто тебе помешает? Я поставлю будильник на шесть. Шесть — это не поздно? На пять? — Юдит, пойми меня правильно, мы знаем друг друга… — Я тебя понимаю. Но и ты, пожалуйста, меня пойми. Я сегодня не выдержу одна, я не в состоянии находиться одна! Крис озадаченно посмотрел на нее. В кино в подобных сценах похожие по характеру героини через минуту по логике сценария впадают в нервный срыв. Как ему описать этот феномен друзьям по рыболовному увлечению?
Починяясь больше охватившему ее смущению, нежели из корыстных соображений, Юдит начала его ласкать — сначала легко, потом сильнее и настойчивее. Она это умела делать, так что он скоро понял или ощутил теми частями своего тела, куда обрушиваются волевые решения настоящих мужчин, что было бы обидно прямо сейчас взять и уйти.
— Переместимся в спальную? — прошептала Юдит.
— О'кей, перемещаемся, — кивнул Крис.
Крис, как многие мужчины, имел свойство засыпать через три секунды после оргазма, а еще через несколько мгновений начинал храпеть. К счастью, взрывы храпа вскоре утихли и перешли в мирное посапывание. Юдит лежала на спине и поглаживала расслабленной рукой то грудь, то живот. Рука в этом действии выполняла функцию ремня безопасности, который должен быть беречь ее до раннего утра.
Она собрала все силы, стараясь не думать о Ханнесе, о человеке под дверью и сигнале будильника. Наступит момент, и ее глаза закроются. Когда она это осознала, то вновь услышала странный звук, напоминавший трущиеся друг о друга листы металла. После к нему добавилось шушуканье и шипение, как уже случалось несколько ночей назад. А затем голос, который она не смогла бы ни с кем спутать, принялся повторять слова, сказанные при их первой встрече в супермаркете, на сей раз очень тихо, так, чтобы их могла слышать только Юдит: «Эта давка, эта давка, эта давка». Юдит сохраняла спокойствие, старалась не двигаться и медленно дышать. Она уже знала, какие слова будут следующими. Ее переполняла гордость за то, что он ей ничего не мог ни сделать, ни навязать, и она видит его насквозь. Губы Юдит сложились в ироническую усмешку: «еще раз прошу прощения за то, что наступил, еще раз прошу прощения за то, что наступил… прощения за то, что наступил». Она почувствовала зуд в груди и заметила, что уголки рта сами собой поползли вверх. Еще чуть-чуть, и она бы рассмеялась, не в силах сдержаться. Разве это не смешная игра? Где Ханнес? Где он прятался? В какое жилье перебрался? Но каждый раз, едва он вставал перед глазами, картинка расплывалась и исчезала. Он никак не давал себя поймать.
