«
Я стал думать, что это ведь неплохой сюжет. …Сюжет неплохой, но о чём эта история, я придумать не мог. …Я пытался отыскать смысл во всём этом – у меня ничего не получалось. Не получалось – и всё тут. Просто случай
». Очутившись дома и сообщив в милицию о случившемся, он узнаёт, что старик с лицом младенца – убийца, что в мешке лежали отрезанные головы. Три. Начинаем соображать, что четвёртой могла быть голова самого рассказчика, если бы у старика не отказало сердце. Бедняга, видимо, слишком разволновался, предвкушая обладание головой, в которой бродят весьма занимательные сюжеты. По идее, мы должны бы испытать шок, потрясение, хотя бы намёк на переживание трагической силы. Но читаем:
«Значит, в новогоднюю ночь я читал Монтеня, поставив ноги на мешок с головами, рядом с мёртвым убийцей, под волчий вой, в обледеневшей кабине, попивая водку и закусывая огурцами с конфетами».
И чуть дальше:
«Сюжет есть, а смысла нет. Бывает»
.
Огурцы с конфетами! Соединение несоединимого, абсурд, который не взрывает обыденность, а оказывается её лицом. Ну что ж, Хармс и Камю давно это открыли, но у них была некая экзистенциальная подоплёка, некая болевая реакция на бессмыслицу! А тут – какая-то бесчувственность, тупость, полуравнодушная констатация фактов. Может быть, перед нами симптом некоего нового «запредельного состояния духа», как раз и характерное для сегодняшних людей, которых уже ничем не испугаешь?
Вот ещё эпизод – о девице, которую знает весь город и которая наведывается к молодому вдовцу.
«Когда ей было двенадцать, мать её отдала мужчине, которого пыталась удержать любым способом
». Но вот неожиданное: «
После ужина я читал ей вслух «Анну Каренину». Пришлось долго растолковывать смысл эпиграфа, слова Апостола…
» Но вот когда смысл эпиграфа дошёл: «
Я попытался её поцеловать – она меня легонько отстранила и стала рассказывать о том, как убила любовника своей матери, который изнасиловал Алину
(её дочь. –
И.Р
.),
потом убила мать, пытавшуюся защищать любовника, а потом убила и дочь, чтобы та не повторила судьбу матери…
» Таков «эффект чтения классики». Дальше торопливо досказывается жуткая судьба женщины. А мне недостаёт нормальной человеческой реакции на событие. Какое-то душевное оцепенение, которое, конечно, спасительно в данный момент. Но ведь потом непременно должна последовать работа переживания. Желательно –
трагического
! А иначе то, что было, как бы и не было. А что было? Случай. Жизнь, как цепочка случаев, – прекрасный повод для рассказа, в котором нет никакого смысла.
