Литературная Газета, 6453 (№ 10/2014) | страница 25



Первая фраза повествования: « Утро началось с ведра, которое стояло в углу кухни. Первым к ведру подошёл отец, его струя ударила в цинковое дно с режущим звоном» . Сегодня такая натуралистическая подробность никого не шокирует, но почему-то сразу вспоминается: «Он поёт по утрам в клозете» («Зависть», Ю. Олеша). Литературная игра? И слово «фантазия» к обозначению жанра добавлено неслучайно – в интервью «Российской газете» автор признаётся, что не удержался и ввёл в повествование образы, которых не было в жизни. Вот и догадывайся теперь, что придумано, а что вправду было. Пропадает важная ценность биографии: быть свидетельством своего времени. Моя жизнь – не моё частное дело, а момент истории. Но именно с включённостью в историю у людей сегодня проблема. Рискну жёстко сформулировать тезис: у Буйды – жизнь, выпавшая из истории, – и вот она какая! Хотя это неочевидно, ибо с хронологией и с достоверными деталями времени у автора всё в порядке.

Буйда в повествовании не скрывает того, о чём сегодня не слишком принято рассказывать: в партию вступил, стремился к карьерному росту, вот он уже и главный редактор газеты. Обо всём этом рассказано суконным языком газетного репортажа. Вдруг возникает более или менее яркая фраза: « Я смотрел на мир сотнями жадных глаз и слушал жизнь, которая пёрла в меня со всех сторон – шёпотами и криками, всем юродством русской речи, её диким блеском и тёмным бессвязным бормотанием », напоминающая скорее взвихренную стилистику советской прозы 20-х. Но повесть, которую он в ту пору сдал в местное издательство, должно быть, была написана иначе. « [?]эта повесть, как ни крути, результат насилия над собой, над воображением », – думает он. И решает её, уже набранную, вместе с гранками сжечь. Сожжёт – и уедет в Москву, станет тем известным писателем, которого мы знаем. « Выпив ещё водки, я снова подумал о Гоголе, который сжёг второй том «Мёртвых душ» , и меня вдруг пробрал смех» . Автор не может не чувствовать некоторой пародийности своего жеста. И, так сказать, упреждает ироническую улыбку читателя.

Этот эпизод следует сразу после некоего фантасмагорического события. Персонаж добирается домой в новогоднюю ночь на попутках, старик с лицом младенца везёт его коротким путём через лесок. Застряли на опушке, водитель, наклонившись лицом к приборной доске, умирает. Час до Нового года. Волки. Из машины не выйти. В сумке – бутылка водки, томик Монтеня, коробка конфет. В машине ещё нашлась банка маринованных огурцов.