— Что именно? — спросил Гутьерес.
— Это связано с убийством Вальдес. Ты в курсе? Мне нужна информация о матери и брате Эстральды Вальдес. Живут в Огдене или близ него. — Продолжая разговаривать, Либерман вынул из холодильника копченую лососину, лук и сливочный сыр.
— Фамилия?
— Знаю только Вальдес. И она, возможно, не та, что надо.
— Я твой должник? — спросил Гутьерес.
Либерман слышал, как Эстралита Гутьерес призывает мужа закончить разговор.
— Нет, это я твой должник за дело Братковкича, — признал Либерман.
— Теперь будешь моим должником вдвойне, — заявил Гутьерес. — Я сделаю пару звонков и перезвоню тебе после мессы. Ты дома?
— Я дома.
Гутьерес повесил трубку. Либерман закончил делать бутерброд, налил себе чая со льдом, который приготовил прошлой ночью, и сел за стол — есть, пить и ждать. Он ждал целых пять минут, прежде чем в кухню ворвалась Лайза.
— Папа, — сказала она, — дети в гостиной мажут все сливочным сыром и разбрасывают крошки. Ты же был там, почему ты их не остановил?
— Хочу честно признаться, — отозвался Эйб, откусывая от бутерброда. — Во мне больше от Питера Пэна, чем от Мэри Поппинс.
— Ты мог бы хоть немного помочь мне, пока я здесь, — заметила Лайза.
— Прими душ. Вымой голову. Почисти зубы. Побрей ноги. А уж потом приходи и поговорим. Ты почувствуешь себя гораздо лучше.
— Я для тебя обуза, от которой ты хочешь избавиться, — сказала Лайза, приглаживая волосы.
— Это несправедливо, — возразил Либерман. — Я пытаюсь решать самые разные задачи. Попытка избавиться от тебя — всего лишь одна из них. Возвращайся с улыбкой и песней на устах — предпочтительно, чтобы это был не рэп, — и мы решим, как поступить: надеть на детей наручники или запереть холодильник.
— Ты не меняешься, согласен? — спросила Лайза, взяла из рук отца последний кусок бублика с копченой лососиной, сливочным сыром и луком и съела его.
— Я стараюсь не меняться, — ответил он. — Но в большинстве случаев у меня это не получается.
Зазвонил телефон. Либерман снова взял трубку после первого звонка.
— Что ты узнал, Эйб? — спросил Хэнраган.
— Терпение, — ответил Либерман, наливая себе второй стакан чая со льдом.
— У меня предчувствие, — сообщил Хэнраган.
— Прими горячий душ, — посоветовал Либерман. — Я позвоню тебе, когда у меня появится для этого причина.
Они повесили трубки, и Либерман пошел в ванную, чтобы принять горячий душ. Пока вода струилась по спине и ногам, он исполнял свой привычный репертуар. Сначала — «Любовный жук», затем «Меж дьяволом и глубоким синим морем» и «Еще один шанс». Пока вытирался и одевался, он пел «Серебряный доллар» и «Мандарин», а на пути в спальню — «Луна над Майами».
