Хамел хотел было бросить предупреждающий взгляд на Либермана, но отказался от этой мысли, прежде чем кто-нибудь заметил. Его намерение не укрылось только от детектива.
— Я с удовольствием подвезу миссис Кацман, — сказал Хамел.
— Думаю, мы славно потрудились, — заметил Сид Леван, вынул из кармана сигару и сунул в рот. Он полагал, что вправе это сделать, поскольку не поднес к сигаре спичку.
— Да, мы все хорошо поработали, — согласился рабби Васс.
Все ушли, кроме раввина и полицейского.
— Рабби Васс, — сказал Либерман, — я всегда узнаю заговор. Вы когда-нибудь видели «Жало»?[36]
— Миссис Кацман пригласили присоединиться к комитету, поскольку я знал, что она хочет помочь нам, — ответил раввин.
— Я думал, она уже обещала полтораста тысяч на строительство нового здания, — заметил Эйб, вставая и массируя колени. — Где будет ее табличка?
— На кухне, — сказал раввин. — Муж и сын Иды Кацман умерли. Внуков у нее нет. Община — ее семья. Бог видит ее дела, и мы возблагодарим Его и восславим Его, и Он благословит ее, если наша община будет покорна воле Его.
— Вы меня убедили, рабби Васс, — сказал Либерман.
— Я надеюсь, — сказал раввин.
Когда Либерман вернулся домой, Барри находился в гостиной, в темноте. Он сидел на раскладушке, скрестив ноги, положив на колени подушку, а на подушку — электронную игру, и одновременно смотрел телевизор.
— Где Мелисса? — спросил Либерман.
— Спит в маминой постели, — ответил Барри.
Либерман бросил внуку мятную жевательную резинку в обертке и сказал:
— Я украл ее в синагоге. Когда закончишь, почисти зубы.
— Ага, — отозвался Барри, не поднимая глаз. — Ты не украл ее.
— Хорошо, мне вручили ее в награду за то, что я собрал пятьдесят тысяч долларов. Что ты смотришь?
— «Субботний вечер в прямом эфире».
— Вот и Ида Кацман смотрит эту передачу, — сообщил внуку Либерман. — Я иду спать. Утром увидимся. Спокойной ночи.
— Вот черт! — воскликнул Барри, ударив кулаком по подушке и глядя на светящийся экранчик игрушки. — Я почти дошел до конца… Извини, деда. Мы идем на «Кабс» в понедельник?
— Идем, — ответил Либерман.
— Спокойной ночи, — сказал Барри, не поднимая глаз.
— Спокойной ночи, — сказал Либерман.
На кухне горел свет. Либерман мысленно помолился. Бог — его должник. Эйб не оскорбил Ирвинга Хамела. Он не стал угрожать Сиду Левану. Он участвовал в игре, целью которой было направить миссис Кацман на путь финансовой добродетели. Бог мог бы, по меньшей мере, позволить ему добраться до спальни, до раковины, до пижамы и до постели без нового испытания.
