— Спасибо, — поблагодарил Силк, убирая ручку и записную книжку. — Я родился в Хуаресе. Слышите акцент?
— Нет. Ты красноречив.
— Красноречив?
— Хорошо говоришь. Продолжай, а слово «красноречивый» запишешь в свою книжку, когда останешься один. Вечер пятницы. С десяти до полуночи.
— Был дома с женой и детьми, — ответил Силк. — Спросите у них. Спросите у тещи и ее хахаля. Они там тоже были. Мы смотрели видео. Фильм Вуди Аллена.
— Жаль, что Эстральда не могла так же проводить время, — сказал Либерман.
Силк потряс головой:
— Я не выставляю это напоказ. У меня есть имидж. Понимаете, о чем я? Я не могу быть папашей с детьми, который приходит домой и со своей женушкой смотрит по телевизору фильм с Клинтом Иствудом. Когда ты известен, тебя замечают.
— Мой зять называет это тавтологией, — сообщил Либерман. — Я произнесу это слово для тебя по буквам. Посмотри его в словаре. И не забудь про другое — «красноречивый». А сейчас можешь идти.
— Да я уже опоздал, — сказал Силк, направляясь к двери гардеробной.
— Мы еще поговорим, — пообещал Либерман с едва заметной улыбкой.
— А как вам показались те четыре раунда с Тернером?
— Ты был романтичен, — ответил Либерман.
— Спасибо, — поблагодарил Силк, оглядываясь в поисках зеркала и найдя его на стене у двери. — Надеюсь, вы найдете парня, который пришил Эстральду. Классная была телка.
С этим панегириком на устах Силк вышел. Он не слышал, что Либерман ответил: «Знаю».
Либерман пришел в «Ти энд Эл» к четырем. Была суббота. Темное небо грозило дождем, но пока не выпало ни капли. Часть старых хрычей, считающая себя атеистами, уже собралась в кабинке, где ранее сидели Либерман, Хэнраган и Эстральда Вальдес. Большинству же хрычей пришлось остаться дома или пойти в синагогу. Эл Блумбах, брат Герт, устроил собрание атеистов вместе с Морри Столцером и Хауи Чэнем. Хауи, строго говоря, не был атеистом, но какой бы религии он ни придерживался, она не предполагала служб по субботам.
В другой кабинке сидели двое мужчин и женщина. Они говорили по-русски. Русские стали селиться в этом районе, что само по себе не вызывало возражений, но они обманули ожидания старожилов. Акцент вновь прибывших наталкивал на мысль, что они говорят на идише. Но на самом деле никто из них идиша не знал. Поскольку они были евреями, старожилы считали их религиозными. Однако таких оказалось немного. Приток евреев из России начался лет восемь назад, но старожилы так к этому и не привыкли. Что касается Либермана, то, по его мнению, для района стало благом, что в нем поселились русские. Большинство из них получили хорошее образование. Преступников среди них было мало. Они стремились слиться со старожилами, разбогатеть или хотя бы приобрести дом в Гленвью.
