— Интересно, — отметил Эмилиано, глядя на своих собратьев по банде, которым все это, по-видимому, не казалось уж очень интересным. — А если я скажу, что не буду платить двести долларов сорок центов?
— Тогда мы можем поторговаться, — сказал Либерман.
— Поторговаться насчет чего?
— Мы можем забыть про сорок центов, — ответил Либерман.
— Это щедро, — серьезно произнес Эль Перро, кивнув головой. — Очень щедро. Двести долларов — это туалетная бумага, чтобы подтереть мою nalga[9], — прошептал Эль Перро, лицо которого находилось теперь всего в нескольких сантиметрах от лица Либермана. Он сделал жест, как бы подтираясь.
Кто-то засмеялся, но это была неправильная реакция. Эль Перро покосился на темный угол, откуда донесся смех. Затем кто-то заворочался за столиком позади Либермана, и полицейский услышал, как этот кто-то встал и направился к ним. Большая фигура наклонилась, прошептала что-то на ухо Эмилиано и затем отошла.
— Пьедрас говорит, вам надо отрезать яйца и бросить обоих в пруд Гартфилд-парка, — сообщил полицейским Эль Перро, откидываясь на спинку стула. — Пьедрас хороший боец, но немного с приветом. Не хотелось бы отрезать вам яйца. Мы можем просто бросить вас в пруд. Там так много дерьма, что ты подавишься использованной резинкой, прежде чем выплывешь на поверхность. — Он повернулся к Пьедрасу, который сел за спинами полицейских, и заорал: — Ты слышал, что я только что сказал, Карлос? Я сказал, что ты умеешь драться, но ты псих, понятно? Нельзя убивать копов почем зря. Кроме того, Ребе — он особенный. Он — первый коп, который меня арестовал. Я был маленьким говнюком, лет, наверное, десяти, верно, Ребе?
— Маленьким говнюком, — согласился Либерман.
— Признайся, что ты псих, Карлос, — мягко произнес Эль Перро.
— Я псих, — не стал спорить Пьедрас.
— Репутация «щупалец» пострадает, если влезать в долги и не платить по ним, — заявил Либерман. — Ты заплатишь свои долги, ты заплатишь моему доброму другу Резнику, и в районе все будут говорить, что Эмилиано Дель Соль — истинный patron[10].
Эль Перро осушил бутылку пива и оглядел помещение.
— Здесь нет женщин, — заметил он. — Как так вышло, что здесь нет женщин?
— Las mujeres estan a la casa donde usted dija…[11] — начал кто-то.
— Да знаю, знаю, — произнес Эль Перро раздраженно. — Это была всего лишь… э-э… — Он посмотрел на Либермана, ожидая от него помощи.
— Фигура речи, — подсказал Либерман, хотя это было не совсем то, что нужно.
— Фигура речи, — повторил Эль Перро. — Карлос, заплати
