Ольга все это учла если не умом, то чутьем женщины и не ошиблась в расчете.
Старик уступил и согласился на все, с оговоркой только, что помогать будет по мере возможности. Но Ольге было не до того, чтобы торговаться, она радовалась и этому.
III
Первые дни в Петербурге как-то так уж очень незаметно прошли. То туда, то сюда. Никаких достопримечательностей не ходили смотреть, а так просто бродили по городу, обе чужие, обе любопытные. Оглушил шум, треск, спешная бестолочь занятого и праздного люда, прельстили магазинные витрины, но сам город разочаровал на первых порах: представлялось все это гораздо роскошнее, величественнее, а главное, не так грязно. Только постепенно, день за днем открывал Петербург Ольге все новые и новые чары свои, а впоследствии она так полюбила этот зябкий туманный город, что и представить себе не могла иной жизни, как в нем. Уж есть что-то такое в болотной призрачности его, что затягивает, как тяжкая сладкая болезнь, и не пускает, пока не высосет последнюю каплю живой крови.
Комнату подруги побежали искать утром прямо с вокзала, оставив там вещи, чтобы не платить зря за гостиничный номер, и, набегавшись до вечера, нашли наконец себе пристанище на Петербургской стороне — не то где-то на Газовой, не то на Ординарной улице.
Комната им очень понравилась, понравилась и хозяйка, которая, оглядев двух молодых девушек, сразу признала в них провинциалок, но не воспользовалась этим, а назначила цену умеренную. Обстановка комнаты показалась такой нарядной, что обе подруги захлопали в ладони, а Раиса, раньше чем уйти, посидела по очереди на всех стульях, обитых оливковой клеенкой «под кожу», и посмотрелась во все три зеркала, развешанные по стенам рядом с разными олеографиями и рисуночками, как оказалось впоследствии, работы умершего сына хозяйки.
Похвалив и размер комнаты, и кабинетную мебель средней руки, и картинки умершего юноши, воскликнув несколько раз без всякой дипломатичности: «Ах, как дешево!», Ольга и Раиса сейчас же проехались за вещами на вокзал и в десять часов вечера уже сидели у хозяйки своей за кухонным столом и пили с нею вместе, в виде угощения с ее стороны, кофе с цикорием, подкрашенный синеватым молоком.
Хозяйка, женщина рыхлая, белотелая, но без румянца на круглых щеках и тяжелая на ходу, сразу же отобрала у новых жиличек своих паспорта, толково и обстоятельно расспросила их, кто они и откуда, что думают делать и нет ли знакомых кавалеров, а потом и сама почла нужным рассказать кое-что о себе.
