Он мучил и развращал ее, с любопытством следя за тем, как она это воспринимает. Он поил ее ликером мараскино >{16}, который она так любила, и говорил ей все, что приходило в его возбужденную голову. Подмечая ее слабые стороны, ее маленькие девичьи тайны, дорогие для нее, ее суеверные привычки и наивные мысли, он трунил над нею, цинично осмеивал ее. Перед нею постепенно распадался тот мир, которым она жила раньше, все принимало уродливые, пугающие и бессмысленные формы, все святое меркло и гасло.
И каждый день она шла на эту муку, чтобы еще раз испить горькую чашу соблазна и униженной наслаждаться своим страданием.
Но все это оставляло ее сейчас же, как только она выходила на улицу и, спешно ступая, шла по белому снегу. В своем зимнем уборе город был чище и уютнее. Он шептал, шуршал, супился в сизой морозной дымке; согревал себя желтыми мерцающими огнями, кутаясь в пар и дым и розовое зарево. А дальше вокруг спали хмурые поля, застывший лес.
«Как хорошо, что есть вот эти звезды, и снег, и взъерошенные извозчичьи лошади, и галки на крышах,— думала Ольга.— Что такое в них чудесного, что они так баюкают всякую печаль? И почему это только иногда все ясно так видишь? И как только видишь это — не помнишь самой себя, не кажешься себе самым важным, самым нужным на земле…»
Под мостом, как давно когда-то, играли «На сопках Манджурии». Ольга останавливалась на мосту, облокачивалась на перила и слушала.
Вот только одну эту тайну она сохранила для себя, не выдала Ширвинскому.
Двадцать второе декабря. Скоро месяц, как это было. Но все, до мельчайших подробностей, ей памятно.
— Ты смеялась, Ольга?
— Да я смеюсь и теперь!
Варя подошла к подруге и опустилась у ее ног на скамеечку.
— Я рада, что ты опять смеешься…
— Серьезно?
— Да, последнее время ты как-то ушла от нас. А я так счастлива.
— Ты счастлива?
— Ужасно. И я должна благодарить тебя за это. Ты такая добрая. Мы ведь опять помирились с Аркадием…
— Но я-то тут при чем?
— Ты сблизила нас. Оставив меня у вас, ты приучила Аркадия ко мне. Он сказал, что не подозревал о том, что может так привязаться к женщине.
— Еще бы, ты каждую ночь ходишь к нему!
Варя спрятала свое покрасневшее лицо в коленях Ольги.
— Прости меня… я старалась делать это как можно тише… Я не знала,— оправдывалась совсем убитая девушка.
— Полно, за что же тут прощать. Не бойся, я не выдам тебя. Лишь бы не узнал об этом отец…
— О нет, он-то не узнает!
Варя схватила Ольгу за руки и заглядывала ей в глаза.
