Вспоминать, чтобы помнить | страница 15
Возможно ли, чтобы простой романист дал нам картину будущего, как это сделал Верфель в романе «Звезда еще не рожденных», придумав нечто такое, что не может быть создано в ближайшие пятьдесят лет? Я так говорю, потому что реальность быстро догоняет самые смелые мечты поэтов. Верфель отнес свой воображаемый мир на сто тысяч лет вперед. Он подстегнул воображение наших современников, сделав для них то, что Жюль Берн сделал для своего поколения. Многое из того, что предвосхитила фантазия Верфеля, способно претвориться в жизнь менее чем за пятьсот лет. Можно миллиарды лет ходить на четвереньках, но стоит выпрямиться — и ты уже можешь не только ходить и бегать, но и летать. Пока нет достаточного словарного запаса, слышен один лишь невнятный лепет, но вот барьер преодолен, и тогда недалеко то мгновение, когда можно заговорить с Богом. Мы создаем машины, которые бросают вызов гравитации, но разве далеко то время, когда сама гравитация станет работать на человека, подобно таинственной силе, которую зовут электричеством? Доколе нам еще возиться с неуклюжими, громоздкими машинами, с инструментами — пусть даже и высокой точности? Разве машина не всего лишь грубая модель, неразборчивые каракули того языка, который, если его узнать, откроет нам подвижный и неистощимый алфавит, с помощью которого мы сможем мгновенно переводить импульс в желание, желание — в мысль, мысль — в действие, а действие — в свершение?
Мы вступили в новое энергетическое поле, которое со временем заставит нас жить, как боги. Тогда станет невозможным таить, как сейчас, ключи от этих таинственных сил в наших патентных бюро; наши дети будут жить в мире творческого воображения — более смелом, более современном, чем основанный на ментальное™ мир нынешних взрослых. Вспыхнувшие искры разгорятся в пламя. Нельзя сдержать дух познания и исследования. Мир мчится вперед и влечет нас за собой.
Если желание находиться в некоем отдаленном месте будет сильнее, чем физическая возможность туда попасть, мы почти наверняка найдем способ добраться до него без помощи транспортного средства. Если мы действительно захотим услышать и увидеть, что происходит в отдаленных частях Земли (или даже Вселенной), то, вполне возможно, обойдемся без всех наших технических средств. Может наступить момент такого нетерпения, такой необходимости, момент такого пламенного рвения, что преграды рухнут и мы совершим все то, что казалось чудом на протяжении многих веков. Открыть новую область сознания будет не сложнее, чем получить на другом конце проволоки звук, свет или тепло. Более того, станет просто необходимо перейти на более высокую ступень сознания. На нынешнем уровне человеческий интеллект не способен совладать с силами, которые выпустил на волю. Вперед вырывается иррационализм. Нет никакой надежды обрести гармоничное единство духа (нужное, как никогда прежде) и интеллекта, работающего, как счетная машина. Разум и сознание человека должны будут измениться, чтобы соответствовать запросам души, которая станет отражением нового всемирного духа. В глубине души мы знаем, что возникновение Вселенной — не случайность. В глубине души мы знаем, что нет ничего невозможного. В глубине души мы знаем, что смерть — всего лишь сопровождающая нас по жизни тень. Наш поглощенный заботами о пропитании, измученный разум может говорить другое, но этот разум, держащий нас в страхе и дрожи, лишь слабое подобие высшего разума. Сами мы сделаны из того же вещества, что и звезды, из той же материи, что и боги. Мы составляем единое целое со Вселенной и в кризисных ситуациях это понимаем. Потому-то мы в некоторых случаях и способны на жертву. Мы знаем, что в некой неведомой, недоступной нашему пониманию бухгалтерии все учитывается. На самом деле мы знаем гораздо больше... мы знаем: чем сильнее в нас стремление все отдать, тем больше шансов выиграть. Слабые люди, хитрые люди, унылые или практичные люди пытались это отрицать. Они хотели заставить нас поверить в то, что наша жизнь суетная и пустая и в ней нет ни толики смысла, и в то же время советовали взять от нее, пока мы живы, как можно больше. Но во времена великих событий влияние таких людей мгновенно испаряется.