Я долго лежала, прислушиваясь. Огонь казался нарисованным, от него не шло тепла. Когда я дотронулась рукой до своего лица, оно горело, а рука была ледяной. Я начала дрожать. Я встала и вернулась в соседнюю комнату.
— Привет, — сказал он. — Я думал, вы пошли спать. — Он улыбнулся холодно и невозмутимо, — подбодритесь, не надо быть такой грустной. Что с вами? Выпейте еще немного.
— Нет, спасибо, — сказала я, — мне ничего не хочется.
У меня ныло в груди.
Мы стояли, глядя друг на друга. Он сказал:
— Одевайтесь, я провожу вас, — и подал мне пальто.
Я просунула руки в рукава и натянула шляпу.
Мы спустились по лестнице.
Я думала:
«Девицы умрут от смеха, если я расскажу им про все это. Просто умрут».
Мы вышли на улицу, и на углу он остановил такси.
— Джадд-стрит, не так ли?
Я села в машину. Он протянул деньги шоферу.
— Доброй ночи, — он притронулся к шляпе.
— До свиданья, — сказала я.
Вернулась я рано, — еще не было двенадцати. У меня была маленькая комната на втором этаже. Я платила за нее два шиллинга в неделю.
Раздевшись, я легла, но никак не могла согреться. В комнате было холодно и одновременно душно. Как будто я лежала в тесной и темной коробке. Кто-то, проходя мимо по улице, громко распевал:
Хочу отведать хлеба,
Поджаристого хлеба,
Еще кусочек хлеба,
Бом — бом, —
и повторял это снова и снова.
Я подумала:
«Ну и песня! Идиотская какая-то. Мелодия — просто жуткая. И слова не лучше». Но слова песенки снова и снова вертелись у меня в голове.
Я вспомнила о своих нарядах и едва не расплакалась.
С одеждой всегда одно несчастье. Постоянно нужно быть хорошо одетой, просто до зарезу. Над плохо одетыми девушками все смеются. И эти вечные разговоры. «Как она прекрасно одета…» Как будто и так не понятно, что ты сама только и мечтаешь о том, как выглядеть получше и раздобыть модное платье. Хочешь этого как сумасшедшая. И эта болтовня и насмешки, треп и насмешки, постоянные насмешки. И витрины магазинов презрительно смеются тебе в лицо. Ты смотришь на себя в зеркало и видишь, как некрасиво помялась сзади юбка. Ты вспоминаешь про свое дешевое белье. Смотришь на это убожество и думаешь: «Клянусь, я сделаю все, чтобы иметь красивые вещи. Все, что угодно, лишь бы их иметь».
«Но ведь это же не навсегда? — подумала я. — Ужасно, если так будет всю жизнь. Нет, это невозможно. Что-то должно произойти». А потом я подумала: «В чем дело? Я бедная, я плохо одета. Ну и что? Вполне возможно, что так будет всегда. И ничего в этом страшного нет».
