Через пару часов, прибыв на базу, я плотно позавтракал и, искупавшись в «человечьем» душе(бочка с водой и сосок внизу), завалился спать.
А еще через полтора часа меня растолкал возбужденный комендант района, которого я спросонок едва не лягнул ногой в живот.
— Это… Ну, как его… Короче, сдали мы этого твоего гоблина местным властям… А он с. бался, сука, выломал решетку на окне и с…бался. Вот мразота!
Комендант добавил еще несколько плохо редактируемых, но хорошо известных выражений и поскреб заросший щетиной подбородок.
— Не, — недовольно произнес я и подождал, не скажет ли он еще чего-нибудь.
Что гоблин ушел, не бог весть какая крутая новость. Дураку понятно, что у них тут все связано, и девять из десяти задержанных боевиков сваливают из мест предварительного заключения при весьма загадочных обстоятельствах. Из-за этого он меня будить не стал бы.
— Ну, это… Ну, я только что приехал! — вдруг сорвался на крик комендант. — я, бля, не мог угадать, что этот мудак такую х…ю отмочит!
Я насторожился. Уже три недели работал с этим комендантом и знал его как неглупого, тертого мужика, не дающего волю эмоциям.
— Федорыч, ты не монди давай. Что случилось?
— Да зам мой — он же только три дня назад прибыл… Ну, не сообразил он, не был он раньше…
Комендант отвернулся, избегая смотреть мне в глаза.
— как только мы этого боевика сдали в райотдел, он накатал на тебя жалобу: они, мол, простые мирные жители, оружие им подсунули, а ты с ними плохо обращался, издевался и убил его брата. Ну, как обычно, сам знаешь… Вот звонит прокурор района в ВОГ и выдает все это. А трубку взял мой зам, я не подъехал еще… Ну и перетрухал, бедолага. С перепугу дал местному прокурору все твои координаты — якобы для оформления уголовного дела…
Комендант на несколько секунд смолк, ожидая, как я прореагирую. Я молчал, переваривал.
— И это… Вот… — Комендант протянул мне свернутый в трубочку листок и опять спрятал глаза. — Ты только не психуй, командир. Он же не нарочно…
Я совсем не собирался психовать. Что толку, если дело сделано?
На листе было написано — кровью, я ее достаточно насмотрелся, чтобы спутать с чем-нибудь другим:
Бакланов, ты убил моего брата. Теперь ты мой кровник. Я знаю, как найти тебя и твою семью.
И подпись внизу: тимур.
Писано было аккуратно, без единой орфографической ошибки. Видимо, тот, кто писал, не торопился и выводил буквы иглой или заостренной спичкой, макая кончик в кровь.
— Откуда это? — спокойно спросил я коменданта.
