– А на вид такой бугай! – услышала Настя женский тихий насмешливый голос.
– Я в порядке, – хрипло проговорил Алексей, отстраняя медсестру рукой.
Он снова сделал шаг к Насте и взял ее за руку.
– Тужься, милая!.. – продолжил он, бледный, измученный, с капельками пота на лбу (словно и впрямь рожал сам). – Еще немного!
«Этого не может быть!» – промелькнула мысль где-то на изнанке ее сознания. – Этого не может быть!»
И вдруг, сквозь морок, боль и вату она услышала крик младенца. Над ней склонилось розовощекое лицо акушерки, и восторженный голос проговорил:
– Поздравляю, мамочка, у вас мальчик!
И снова ей приснился жуткий сон. О том, что и блинчики, и роды, и рождение мальчика – все это ненастоящее. Насте снилось, будто она проснулась, а проснувшись, долго не могла прийти в себя, и слезы текли у нее по лицу. Она до сих пор чувствовала боль в животе и ниже, и даже потрогала рукой – нет ли крови. Она чувствовала не только боль, но и запах операционной, видела перед собой лицо Алешки и… Господи!.. Она видела перед собой сынишку!
Потом снова все вокруг подернулось туманом, и Настя жила в этом тумане – ходила по квартире, звонила доктору Макарскому, потом – подруге Светлане. Она смотрела телевизор, ела омлет, делала что-то еще. Потом из тумана выплыло лицо Светланы.
– Ты плохо выглядишь, – говорила она. – Что-то не так?
– Сон… – выдавила из себя Настя.
– Плохой?
– Наоборот. Мне снилось, что Алешка выжил. И что у нас родился сын. Мы назвали его Пашкой. Павел Алексеевич. Боже, как это было здорово!
Потом она выслушивала утешения Светланы, снова что-то делала и снова что-то ела, потом стояла в душевой кабинке под горячими струями воды, хлещущими ее по плечам… Потом снова была постель, снова тьма закружила и затянула ее, и повлекла за собой…
А потом солнечный свет ударил по глазам сквозь веки.
– Настя, – услышала она сквозь сон. – Настя, вставай! Пора кормить Пашку!
Маленький Пашка вызывал у Насти странные, ни на что не похожие чувства. Когда она кормила его грудью, она ощущала такую невыразимую полноту жизни, что у нее начинала кружиться голова. Несомненно, это было счастье. Редкие минуты умиротворения. А потом – снова беспокойство, тревоги и страх.
Спала Настя плохо и засыпала с трудом, боясь, что снова приснится кошмарный сон. Из-за этого часто ходила усталая и раздраженная, но Алексей все это терпеливо сносил.
Кормя грудью Пашку, Настя по-настоящему отдыхала и душой, и телом. Она размышляла, мечтала, дремала. Иногда смотрела телевизор или читала книгу. Никакие тревожные мысли не отвлекали ее от этих простых радостей, когда на коленях был Пашка – пухлый, усердно сосущий, тихо кряхтящий от удовольствия.
