.
Девочкам пятого класса был сделан допрос, результатом которого было только то, что слух о пропавшей ложке распространился по всему институту и встревожил всех, кто знал об участи злополучной ложки. Классные дамы объявили во всех классах, что в шкапиках и партах будет сделан обыск.
— Возьми ложку, Лисицына, и подсунь ее как-нибудь обратно на стол, — попросила Петрова, вымыв ложку и отдавая ее назад.
— Нет, душка, я боюсь; как стану класть на стол, меня и поймают.
— Так брось ее в такое место, где ее никто не найдет, — советовала Евграфова, — мы не выдадим.
— Уж если вы не хотите сознаваться, что взяли ложку, то покайтесь Богу в вашем поступке, а на ложку навяжите билетик «для бедных» и спустите из окна прямо на улицу.
— Блаженная Салопиха, ты сперва сотвори чудо, чтобы у нас была улица под окнами, ведь у нас со всех сторон сад да дворы, ложка непременно упадет на кого-нибудь из учителей и пробьет ему с благотворительной целью голову!
— Вы всегда, Франк, обо всем спорите, — покорно отвечала Салопова, — если бы вы больше верили, то поступали бы не рассуждая, а полагаясь во всем на Провидение.
— Слушай, Лисичка, — предлагала маленькая Иванова, — возьми ты эту ложку, спрячь ее в карман, а затем в первую же перемену лети вниз, в столовую, клади ее на ближайший стол и удирай назад; ведь в перемену в столовой не бывает ни души.
— Знаешь, душка, я так и сделаю, — и Лисицына сунула ложку в карман.
— Вы помните, Лисицына, — снова вступилась Салопова, — что вы все-таки украли ложку?
— Как украла? Ты с ума сошла! Я ее взяла, потому что нам нечем было есть варенье, мы так и решили — подержать ее и отдать.
— Да ведь ложка серебряная, она, говорят, очень дорого стоит, за нее, вы знаете, солдата могли сослать в Сибирь.
— Это ты теперь пугаешь меня, противная Салопиха, отчего же ты раньше не говорила ничего?
— А разве я знала, что вы возьмете со стола ложку?
— Медамочки, не ссорьтесь, — умоляла Петрова, — и не говорите таких страстей. Мы с Лисичкой будем целый месяц бить по пяти поклонов утром и вечером.
Бедная Маня Лисицына сидела весь первый урок с ложкой в кармане, и ей было так тяжело, как если бы у нее там была пудовая гиря. В первую же перемену, как только все выбежали из класса в коридор, она улучила минутку и, бормоча: «Помяни, Господи, Царя Давида и всю кротость его», бросилась по боковой лестнице вниз. Благополучно достигнув столовой, она вошла на порог громадной пустой комнаты. Внезапно на другом конце нижнего коридора скрипнула дверь бельевой комнаты, и из нее показалась Корова. Лисицына выхватила ложку из кармана и бросила ее прямо на пол, но вместе с ложкой выкинула из кармана и свой носовой платок, затем накинула на голову белый передник и понеслась, как дикий жеребенок, обратно по лестнице, взбежала в самый верхний этаж, в пустой дортуар, и моментально легла под далекую кровать. Сердце ее билось, в висках стучало, а губы все шептали: «Помяни, Господи, Царя Давида и всю кротость его». Корова, как старый боевой конь, заслышавший звуки трубы, помчалась тоже к столовой и, к ужасу своему, увидела лежащую на пороге ложку и носовой платок. Она схватила все на лету, как коршун хватает добычу, и помчалась тоже на лестницу за девочкой. Верной уликой был номер на носовом платке и мелькнувшее зеленое платье.
