Грегор надел рубашку с длинным рукавом и штаны — все это стало ему коротко. Он, видимо, изрядно подрос за… за то время, что был внизу. Надев носки, обул единственную пару обуви, что была у него в Наземье — туфли, приобретенные к весеннему концерту. Пальцы ног упирались в носы туфель, и вид у него был дурацкий — туфли вовсе не подходили к остальному наряду. Он был бы счастлив надеть подаренные миссис Кормаци кроссовки, но они, увы, уже развалились.
Грегор хотел выскользнуть незаметно, но когда проходил мимо квартиры миссис Кормаци, дверь отворилась — соседка всегда вставала очень рано.
— Ты стал еще худее, — констатировала она, окидывая его внимательным взглядом — с ног до головы. — И штаны тебе коротки. Как насчет французского тоста?
Грегор прошел вслед за ней на кухню и сел за стол, глядя, как она готовит завтрак.
Она рассказала ему, как дела у бабушки:
— Вообще-то дела у нее не так чтобы хороши, Грегор. Она в реанимации, в палате интенсивной терапии. И если твоя мама все еще носится с этой странной идеей переезда в Вирджинию — вряд ли у вас получится перевезти бабушку туда.
Она положила Грегору на тарелку кусок багета, обжаренного в яйце, и рядышком уместила кусочек жареного бекона.
— Но я не знаю, как мы можем остаться, — возразил Грегор, поливая все сиропом. — Может, мама хочет забрать только нас, детей.
Хотя, конечно, это было бы ужасно — разлучать членов их семьи. Ведь они всегда держатся друг за друга.
— Может быть. Ну, а что с тобой интересного произошло, мистер? — спросила миссис Кормаци.
Грегор задумался о том, что с ним произошло за это время. О том, что он видел и делал.
Нет, он решительно не мог облечь все это в слова.
— Ты язык проглотил? — поинтересовалась мисси Кормаци. — Впрочем, ладно. Можешь ничего не рассказывать, пока не появится желание. — Она окунула кусок бекона в сироп и принялась задумчиво жевать: — Знаешь, мистер Кормаци воевал. Он очень не любил об этом говорить. Я понимаю — это, должно быть, ужасно. У моего мужа бывали кошмары, и они мучили его до самой смерти.
— Меня тоже сегодня разбудил кошмар, — признался Грегор.
— Думаю, не последний, — покачала головой миссис Кормаци. — Хочешь сока?
И налила ему в стакан, не дожидаясь ответа.
— Это ведь как бывает. Ты растешь, и все детство слышишь, что надо быть добрым к другим людям, что причинять другим людям боль — это плохо, а потом тебя посылают на войну и требуют от тебя, чтобы ты убивал. Что в этот момент происходит у тебя в голове, а? Скажи на милость?
