Меня не узнала Петровская | страница 38
Маша, склонись перед ней, а она пусть поставит на тебя ногу. Ха-ха! Нет, я вроде ничего придумал.
Ребята, как? Настасья Филипповна, а вы как думаете? Настасья Филипповна, дайте какую-нибудь пышно-торжественную музыку.
— Игореша! Нет у меня такой музыки!
— А вы найдите.
— Сегодня нет.
— Ну что-нибудь, пожалуйста!
— Ну нет!
— Настасья Филипповна, вы срываете нам репетицию!
— Ну что я, рожу музыку?
— Хоть родите, хоть что хотите. Давно бы так! Ребята, а если мы Настасью Филипповну нарядим во фрак и посадим на сцену к роялю? Ведь это сказка! Вот захотелось Анне, чтоб заиграл оркестр, она кивнула и пожалуйста — полилась какая-то пошлятина. Чтобы все знали, что именно в ушах Анны звучит такая музыка!»
Это хорошо, что я записываю то, что говорит Игорь Александрович. Во всём этом надо потом долго разбираться.
После репетиции пили у Володьки чай и танцевали. У них чудесные пластинки и много места. Кашин танцевал со мной. Игошина рыдала на кухне, опять какие то тайны мадридского двора. Хохма! А у нас с Кашиным хорошо получается. Игорь Александрович почему-то нам подмигивал. Странно.
Игорь Александрович все это время разговаривал с кем-то по телефону и просил пойти с ним в кино, а если не в кино, то на каток или куда угодно. Но, видно, она не соглашалась. Наверное, дурочка какая-нибудь.
15 февраля
Были у Крючка в больнице. Она стала какая-то не такая. Очень молчаливая и недоброжелательная. Даже как будто ей было неприятно, что мы пришли. Может, болезнь?
Пришла домой, а дома лежит письмо от Дити. Он пишет, что, может быть, мы скоро увидимся, потому что какие-то неизвестные хлопочут об его освобождении, а так как он работает хорошо и взысканий не имеет, то это дело может выгореть. Передает привет всем нашим и Игорю Александровичу.
Ну, теперь мне косяком пошли письма. Расхватали — не берут. Надо, чтоб об этом как-нибудь невзначай узнал Кашин. Что-то он запоёт?
17 февраля
Милке дали роль тыквы. Той самой тыквы, которая потом превращается в карету. Из такой ерундовой роли сделали конфетку.
«Мила, ну-ка, радость моя. Давай! Роль маленькая, но важная. Стоп! Так ты можешь наигрывать для своей соседки тети Гули. Тете Гуле это должно понравиться. А я требую другого. Ты знаешь, что такое тыква?
Это здоровая баба, которая всю жизнь ничего не делала.
Мила, возмутись, как это такая здоровая баба могла лежать на боку! Как это можно всю жизнь лежать на боку. Каретой! Вот именно, каретой! Надо быть каретой, надо двигаться! Все по правде, но чуть сильнее! Мила! Ну давай! Настасья Филипповна, погромче, чтоб Милка пошире разевала рот. Поехали!»