– Ну вот, повезло ребятам, а у нас ещё всё впереди.
– Так что же, – разочарованно спросил Иван, – всё так буднично кончилось, какая же это сказка?
– Это не сказка, – веско ответил атаман. – Сказкой птица Рух была, когда вернувшиеся из дальних странствий путники рассказывали о своих страхах в дальних странах. И детвора с горящими глазами, и девушки, затаив дыхание, слушали о героизме, о победах и мечтали – кто о странствиях, кто о счастливой жизни. А когда это пернатое решило стать явью… Тут всё и кончилось. Мир сможет прожить без летающих ужасов, питающихся слонами и кораблями. Пусть радуется, что не бревном из катапульты попотчевали. Ты лучше расскажи о своих успехах. Что-нибудь понял из этой картинки?
Волхв расхохотался:
– Атаман! Ты не поверишь, но на этой картинке – а она явно из времени каптри – написано о нашем друге Синдбаде!
– Да ты что?!
– Точно, точно. И тот идиот, который на картинке, – это и есть Синдбад. В их представлении.
– О времена, о нравы! – схватился за голову Кудаглядов. – Куда катится мир? Как представлю себе, что о нас напишут, так сразу хочется днище ладьи прорубить! Опять туман, опять куда-нибудь влипнем…
– Не влипнем, а гордо войдём. Иван!
– Туточки, батька.
– Историю пишешь?
– Конечно.
– Ну, так вот, тот, кто пишет историю, в неё не влипает, – и, повернувшись к Грицю, атаман горестно вопросил: – Куда ты завёл нас, сусанин-герой?
Меньше всего кормчий любил разные истории, поэтому ответил он вопреки всяким канонам:
– Туда, где нужна наша помощь. Не знаю, когда, но мы тут нужны.
– Чип и Дейл спешат на помощь, – констатировал Спесь Федорович, но тут же взвыл посильнее нимитца, – Ива-а-ан!!!
Волхв дернулся и поставил жирную кляксу.
– Скажи мне кудесник, любимец богов… Вот, опять! Куда мои мысли подевались? В голове одна окрошка и песенка какая-то… «Вла-а-адимирский це-е-ентрал…»
Атаман прохрипел последнюю фразу не своим голосом и ошеломленно огляделся. Лисовин отреагировал первым и, топоча ножищами, скрылся под палубой.
– Туман, Спесь Федорович. Это всё от тумана, много в нём времён намешано, вот и пробивается, на самого чуткого.
Из люка вылез Лисовин, держа в руке знакомый Ивану ковшик. На кончике уса предательски сверкнула капля, но на скорбное лицо кухаря никто не смотрел. Под пристальными взглядами команды ковшик прошествовал к атаману и перешёл в его руки.
– Пи-и-иво… – прошелестело над палубой.
Спесь Фёдорович горестно вздохнул, но лекарство выпил. Посидел на палубе, прислушиваясь к внутренним ощущениям, опять вздохнул и махнул рукой:
