— Это ведь ваша профессия?
— Вопрос общественного положения, мэтр, не больше. Надо же чем-то заниматься! Чем больше я их расхваливаю, тем большими противницами прогресса становятся домохозяйки. Не везет мне, вечно путаюсь в марках.
Манера разговаривать не является доказательством вины.
Лазар выдавал свой текст с неуклюжестью провинциального актера.
Именно в тот момент Вернер Лежанвье решился обеспечить его защиту.
Лазар положил на стол маленький белый сверток, перевязанный тоненькой золотой тесьмой, какую используют в булочных.
— Я вам принес одну безделушку. Так, пустячок.
Лежанвье разрезал тесьму острым ножом для бумаг. В свертке оказался портсигар чеканного серебра, украшенный его инициалами.
Лазар следил за адвокатом вопрошающим взглядом.
— Вы довольны, дражайший мэтр? Я послал заказ Картье еще до суда, иначе, конечно, не смог бы преподнести его вам вовремя! — заметил он легкомысленно, вытягивая длинные ноги и подтягивая двумя пальцами безупречные складки на брюках. (Еще в камере адвокат обратил внимание на его неброскую элегантность и на тщательность, с которой он одевался.) — Неплохое свидетельство доверия накануне времени «Ч», а?
Вернер Лежанвье сделал над собой усилие:
— Благодарю вас. Я искренне тронут.
— Какая вежливость! — рассмеялся посетитель. — Откройте. Вы ведь по-прежнему не любите «плэйерс»?
В портсигаре лежали дешевые сигареты, какие курил адвокат, и на этот раз он был и в самом деле тронут:
— Не хотите выпить?
— С удовольствием.
В третьем ящике слева помимо прочего хранились и два пластиковых стаканчика.
Дрожащей рукой адвокат наполнил их до краев:
— Ну, что ж… За ваше воскрешение!
— Ваше здоровье! — ответил Лазар.
Бог знает, как ему это удалось, но он загорел в тюрьме, его глаза под тяжелыми веками ярко голубели, и хотя он приближался к сорока, выглядел едва ли на тридцать лет.
Он одним глотком осушил стакан и посмотрел его на свет:
— Вы попадаетесь на любую удочку, дражайший мэтр?
Лежанвье нахмурился:
— То есть?
— Вы действительно поверили в существование человека, поджидавшего моего ухода, чтобы подняться к Габи, разделаться с ней, а на меня повесить все улики?
— Естественно, — сказал Лежанвье.
Ему с трудом удалось выговорить слово.
— Когда вы вынудили Мармона и Ван Дамма отказаться от показаний, указывая на близорукость одного и глухоту другого, вы действовали искренне?
— Да.
— А когда вы приперли к стенке инспектора Б — фа, это не было розыгрышем? Вы и впрямь считали его обычным зевакой? Вы не пытались надуть судей?
